Хорст Герлах - В сибирских лагерях. Воспоминания немецкого пленного. 1945-1946

– Они положили мертвые тела на сани, и та же женщина из охраны дала мне указание, куда их везти – это в двух километрах от лагеря. Она сказала, что могилы уже выкопаны. Так как все дороги заметены, мне пришлось ехать по высоким сугробам. Три трупа постоянно падали с саней, а так как у них были не закрыты глаза, мне все казалось, они смотрят на меня. Я с трудом находил в себе силы, чтобы снова водрузить их в сани. Знаешь, они все падали и падали, как будто не хотели, чтобы их похоронили здесь.

– А что ты потом сделал? – спросил я.

– Когда я подъехал к кладбищу, то увидел воткнутые в землю палки с номерами, но новые вырытые могилы я все никак не мог отыскать, потому что снег уже завалил их.

Я взглянул на сани. Так как они были пусты, я задал очевидный вопрос:

– Но куда же ты дел их?

– Все просто, – пробормотал Гюнтер, вытирая слезы на глазах. – Я въехал в очередной сугроб, и они опять вывалились; у меня больше не было силы положить их обратно.

Он был так переполнен эмоциями, что не мог больше говорить. Бык, стоявший все это время спокойно, начал беспокойно дергаться.

– Я думаю, ты слишком измотан сейчас, – произнес я. – Позволь мне позаботиться о быке. Иди поешь чего-нибудь, а иначе ты скоро… – Я не смог продолжить. – Может, когда растает снег, мы пойдем туда и похороним их, – наконец выговорил я.

– Неплохая мысль. – Гюнтер повернулся и, пробираясь по сугробам, зашагал к лагерю.

Наша лагерная жизнь была настолько однообразной, что люди пытались разными способами избавиться от скуки. Одним из вариантов, который приветствовался в коммунистической России, была идея свободной любви. Многие не отказывались от практики вседозволенности, и часто говорить о высокоморальном поведении русских было смешно, так как большинство из них отказались от церкви. Русские придерживались той теории, что человек – это животное, только более высокой степени развития, и его задачей является продолжение рода. Супружеская жизнь была лишь поводом, чтобы свободно выражать свои животные инстинкты, к одному из которых относилось сексуальное удовлетворение.

За время своего плена мы свыклись с этой практикой свободной любви, которая процветала во всех концентрационных лагерях. Одним из наиболее распространенных способов зарабатывать деньги для женщин-заключенных была торговля собственным телом. Они спали со своими начальниками, чтобы получить более высокооплачиваемую работу или большее количество продуктовых карточек.

Обычно мужчины и женщины спали в разных бараках, где их количество доходило до тридцати человек в одном помещении, но было не совсем обычно наблюдать пару, занимающуюся любовью, в то время как в комнате находилось полно других заключенных. В этом безбожном обществе о чувстве стыда совсем позабыли. Немцы-мужчины также грешили этим, когда их вынуждали материальные обстоятельства. Женатые и холостые, они шли на это ради выгоды.

Одним из таких примеров, иллюстрирующих низкие моральные устои в нашем лагере, была незамужняя русская учительница, имевшая четырех незаконнорожденных детей от разных мужчин, и в тот момент ждавшая пятого ребенка. Да что говорить об обычных людях, если сам Сталин, разведясь с женой, впоследствии женился еще три раза. Часто люди не хотели вступать в брак, потому что развод нужно было оплачивать, и с каждым последующим разводом сумма оплаты возрастала.

Советское правительство поощряло рождение незаконнорожденных детей. Немного подросших детей устраивали в детские сады, находящиеся в собственности у государства. Там они с младенчества находились на попечении воспитателей и нянечек, которые кормили их и ухаживали за ними. Таким образом, ребенок с раннего детства был оторван от дома, но такое воспитание соответствовало теории марксизма.

Часто матери торговали собой, чтобы накормить своих детей. Такой образ жизни не сильно способствовал улучшению ситуации, потому что совсем скоро появлялся очередной ребенок. Но несмотря на это, в большинстве своем женщины торговали собой. Но в обществе, где нечего есть и носить, всегда существуют эти проблемы; девушки продавали свою невинность за батон хлеба. Некоторые наши женщины вернулись в Германию беременными.

И хотя я не слышал о венерических болезнях в нашем лагере, скорее всего, они были, просто это не афишировалось. Позднее мне рассказывала мама, как много девушек и женщин из тех, кто жили в нашей деревне, заразились. Русские угнали с собой все работоспособное население, но нескольких женщин, имевших маленьких детей, оставили. Так вот, четыре из них, как мне рассказывали, умерли за время оккупации от венерических болезней, потому что неоткуда было взять медицинскую помощь, чтобы вылечить их.

Часто женщин обещали солдатам в качестве вознаграждения за их отважные боевые действия. Раньше на войне офицеры накачивали солдат водкой, чтобы они бросались под вражеские пулеметы. Используя эту тактику, русские несли большие потери, не достигнув особенных целей. Тогда офицеры стали «кормить» солдат другими обещаниями, предлагая еду, водку и женщин. Этот набор для любого русского становился пределом мечтаний.

В тюрьме семейные ценности ничего не значили. Один офицер из нашего лагеря оставил на Украине жену и четверых детей. В лагере он сошелся с девушкой, которая родила от него нескольких детей. Когда его срок закончился, он распрощался со своей «северной» женой и детьми и вернулся на юг, к своей прежней семье.

Многие наши товарищи были переправлены в далекие лагеря. Судьба одних складывалась лучше, других – хуже. Один из моих товарищей, бывший пастух из Восточной Пруссии, работал в коровнике. Ему было около сорока лет, и этот взрослый человек имел семью у себя на родине, но конечно же он не знал, где его близкие находились в данный момент. Находя в нем какие-то черты своего отца, я иногда проводил с ним время, и мы часто разговаривали о своих горестях.

Однажды вечером он зашел в барак. Хотя ужин прошел, многие, как всегда, не наелись. Он принес кастрюлю с кашей с кухни, где работал. Я уловил запах.

– Тебе везет, – сказал я, когда он проходил мимо.

– Почему ты так думаешь? – спросил он.

– По крайней мере, кроме дневного рациона, у тебя есть еще еда, – ответил я.

– Хочешь немного?

У меня почти не было причин, чтобы отказаться. Поэтому я схватил свою тарелку и получил свою порцию. Пока мы сидели и ели, я осторожно спросил, нет ли местечка для меня там, где он работает?

– Почему ты хочешь поменять работу? – ухмыльнулся он.

– А как не хотеть?! Я все время голодный с тех пор, как началась зима. А я бы хотел наедаться до отвала, как сегодня.