Владимир Литтауэр - Русские гусары. Мемуары офицера императорской кавалерии. 1911—1920

– Достаточно, – посмотрев на часы, сказал Меньшиков. – Дивизия уже форсировала реку.

Мы вскочили на лошадей. Немцы прекратили преследование.

Я был в приподнятом настроении. Наш эскадрон заставил отступить целый кавалерийский полк противника, несмотря на поддержку немецкой пехоты и артиллерии. Один немецкий эскадрон понес тяжелые потери, другой сбежал при виде нашей атаки. Я уже представлял, как получу первую военную награду. Мои мечты прервал приказ:

– Офицеры, к командиру!

Когда мы подъехали к Меньшикову, он сказал:

– Никому в полку не говорите о перестрелке. Не стоит заставлять всех думать, что мы такие храбрецы, иначе нас всегда будут посылать в самые опасные места.

Вот так я потерял возможность получить первый военный крест.

Получение орденов во многом зависело от отношения к наградам командира полка, который представлял офицеров к награждению. Некоторым командирам нравилось, когда грудь их офицеров украшали награды. Другие, вроде Гротена, не придавали наградам особого значения.

– Прошу прощения, – говорил Гротен, – но самое лучшее для вас – не получать одного из этих больших крестов.

Он, конечно, имел в виду могильные кресты. За Ласдененскую операцию Гротен получил высокую награду – георгиевское оружие. Спустя тридцать лет, когда Гротен уже жил во Франции, члены организации «Кавалеристы – кавалеры ордена Святого Георгия», реконструируя историю, написали Гротену письмо, в котором спрашивали, за что он получил орден Святого Георгия. «Прошу прощения, – написал Гротен, – но я сам не знаю за что».

Спустя пару дней наша отступающая дивизия, с гусарами в арьергарде, опять пересекла небольшую речку. Я с несколькими гусарами должен был взорвать мост. В кавалерийской школе мы изучали различные типы мостов и их самые уязвимые места. Сейчас, стоя перед этим деревянным мостом, я пожалел, что с прохладцей относился к этому школьному предмету. Я с тоской смотрел на мост, не представляя, куда следует заложить взрывчатку. Первый взрыв поднял в воздух щепки и пыль; мост остался на месте. Немцы уже бежали по мосту и стреляли в мою сторону, когда прозвучал второй взрыв. Мост опять устоял. У меня не было времени на третью попытку, и я пришпорил лошадь, отрываясь от немецкой пехоты, идущей по мосту.

Это случилось недалеко от Маркграбова, города, рядом с которым мы получили боевое крещение. На следующий день мы пересекли границу с Россией и утрамбованные немецкие дороги сменили на российскую грязь.

– Наша извечная беда – это дороги, – с добродушным сарказмом переговаривались за моей спиной гусары.

Наша 1-я армия не смогла выдержать атаку немецкой армии и была вынуждена покинуть немецкую территорию и отойти в Россию. Пару недель у границы шли серьезные бои, но русским удалось развить контрнаступление, и теперь уже немцы были вынуждены отступать. Мы оставались на территории Восточной Пруссии до середины февраля.

Мы уже приобрели некоторый военный опыт. Все сражения разворачивались примерно по одному сценарию, но время от времени возникали ситуации, выделявшиеся на общем фоне борьбы.

Мы часто проводили разведывательные операции, но мне запомнились две из них. В одной из таких операций участвовал корнет Иванов, немногословный, упрямый и очень храбрый солдат. В немецком тылу в лесу он обнаружил огромную вражескую колонну, движущуюся по дороге к фронту. Он приказал солдатам спрятаться вместе с лошадьми в чаще леса, а сам подполз так близко к дороге, что слышал, о чем говорят немцы. В течение нескольких часов он наблюдал за движением немецкой армии. Первые два гусара, которых он отправил в штаб дивизии с донесением, наткнулись на еще одну вражескую колонну, следующую к русской границе. Один из гусаров остался вести наблюдение, а другой поскакал обратно, чтобы сообщить Иванову о второй колонне. Иванов отправил своего унтер-офицера вести наблюдение за второй колонной, а сам продолжил собирать сведения о первой. Поздно вечером донесения о немецких колоннах, идущих к границе, доставили в штаб дивизии, а оттуда по телеграфу передали в штаб армии. Это была не просто важная информация, это были первые сообщения о надвигающемся немецком наступлении. На следующее утро, отправляясь с разведывательной группой на задание, я столкнулся с вернувшимся из разведки Ивановым. Он выглядел усталым, но довольным и был, как обычно, немногословен.

Еще одну блестящую разведывательную операцию провел корнет Поляков. Он первым сообщил в штаб пехотного корпуса, что немцы отступают. Штабной капитан так описал этот эпизод: «Корнет Поляков прибыл в штаб со своей разведывательной группой. Он сообщил, что накануне был в немецком тылу и видел отступающих немцев... Он еле стоял на ногах, и сказал, что не ел трое суток. Я усадил его, распорядился, чтобы ему принесли чай, и сел читать составленное им донесение. В нем он с исключительной точностью изложил свои наблюдения, час за часом...» Это был тот самый Поляков, с которым, если вы помните, мы отмечали покупку собаки в ресторане «Яр».

Подобные успешные разведывательные операции заставили некоторых генералов потребовать невозможного. Однажды корнет Константин Соколов был вызван в штаб дивизии и получил приказ проникнуть в немецкий тыл, в Инстербург [38], чтобы получить точные данные о немецкой армии.

К счастью, при разговоре присутствовал генерал Нилов, который спросил:

– И как же корнет должен получить эти данные? Обратиться к коменданту крепости?

Разведывательный рейд отменили.

Вскоре после нашего первого отступления с немецкой территории нависла угроза изоляции над крепостью Осовец, современного фортификационного сооружения. До того как крепость могла быть полностью отрезана от внешнего мира, следовало передать в крепость новые коды. Меня отправили в крепость с кодами, написанными на чрезвычайно тонком листе бумаги, чтобы в экстраординарном случае я мог проглотить лист с записью. На протяжении всей двадцатикилометровой поездки мой вестовой Кауркин развлекал меня историями из деревенской жизни. Неподалеку от крепости мы повстречали группу крестьян, которые рассказали, что час назад мимо проскакала немецкая кавалерия. Мы решили разделиться: Кауркин скакал впереди, а я метров на триста за ним, чтобы в случае чего проглотить секретный документ. Уже стемнело, когда мы подъехали к крепости, и в штабе мне любезно предложили переночевать. Но крепость действовала на меня угнетающе, и в ее стенах я чувствовал себя словно мышь, попавшая в ловушку. Поэтому, немного отдохнув и накормив лошадей, под покровом темноты мы тронулись в обратный путь.