Владимир Литтауэр - Русские гусары. Мемуары офицера императорской кавалерии. 1911—1920

Изменения в искусстве ведения войны требовали увеличения одних полков и, соответственно, уменьшения других.

В середине XIX века уже стало ясно, что кавалерийские атаки окажутся менее действенными по сравнению с наступлением пехоты при поддержке артиллерийского огня. В связи с этим в 1882 году в русской армии почти все кавалерийские полки были преобразованы в драгунские, то есть в конную пехоту. В этом отношении мы опередили кавалерию европейских стран. После поражения в Русско-японской войне и неудавшейся революции 1905 года встал вопрос о необходимости укрепления морального духа армии. В 1907 году с этой целью была предпринята попытка восстановить красочную форму и прежние наименования полков.

За свою историю мой полк принимал участие во многих войнах. Гусары сражались в Польше, Австрии, Германии, Швейцарии, Франции, на Балканах и в России во время вторжения Наполеона. Полк был награжден Георгиевским штандартом, 22 серебряными трубами с надписью: «За отличие при поражении и изгнании неприятеля из пределов России 1812», знаками на кивера «За отличие». Эти награды, являясь напоминанием о славном прошлом нашего полка, вызывали в нас уважение и вдохновляли на подвиги.

Обычно корнеты после окончания училища получали месячный отпуск. Однако в случае со мной и моим однокурсником Язвиным, который тоже выбрал Сумской гусарский полк, вышло иначе. Нас обязали немедленно явиться в полк, находящийся на маневрах в некотором отдалении от Москвы, обещая позже предоставить месячный отпуск.

Мы прибыли в полк, расположившийся на двухдневный отдых в маленьком провинциальном городке. Эти дни я вспоминаю как дурной сон. Никому, за исключением командира полка, до нас не было дела. Никто не сказал: «Как хорошо, что вы приехали» или «Рады вас видеть». Вместо этого мы ловили на себе косые взгляды, словно в чем-то провинились перед этими людьми. Мы стояли перед ними навытяжку, по стойке «смирно», как «звери» в школе. Так продолжалось до полкового праздника, отмечаемого в конце ноября. Если к этому времени все убеждались, что вы соответствуете требованиям полка, то вы становились членом этой сплоченной семьи.

Но даже после этого корнет должен был сохранять уважительное отношение к поручику, и, конечно, нельзя было обращаться к старшему по званию с зажатой в зубах папиросой. Уважительное отношение господствовало на всех уровнях, даже среди близких друзей, и я до сих пор стараюсь по мере возможности в любых ситуациях вести себя вежливо.

Нас с Язвиным направили в 1-й эскадрон, и мы немедленно приступили к выполнению обязанностей. На следующий день продолжились маневры, а на ночь мы разместились в деревне. Вечером мы уже стояли навытяжку перед изрядно выпившим поручиком 1-го эскадрона Николаем Снежковым. Облокотившись на изгородь, Снежков объяснял, как мы должны себя вести. Из его пространных рассуждений я заполнил одну ключевую фразу: «Раз вы сумские гусары, то не можете поступать неправильно, но если вы совершите какую-нибудь оплошность, мы вышвырнем вас с позором». Это нелогичное заявление означало, что впредь только наш брат офицер может давать оценку нашим действиям «Славная школа» отлично подготовила нас к такому повороту дел.

В то время полком командовал полковник Павел Гротен [12], бывший офицер лейб-гвардии гусарского полка. Сорокалетний холостяк, красивый, с небольшой черной бородкой.

Сторонник строгой дисциплины, не слишком яркий, но, в сущности, хороший человек. Благодаря знакомству с царской семьей Гротен вел себя крайне независимо и говорил то, что думает. Он старался не пропускать церковные службы. Не пил. Жил очень скромно. В Москве в большом доме, положенном ему как командиру полка, Гротен занимал только одну комнату; спал он на походной кровати.

Позже, уже во время войны, между Гротеном и офицерами установились дружеские отношения. Но когда я пришел в полк, Гротен, считая, что офицеры легкомысленно относятся к своим обязанностям, держался на расстоянии и строго обращался с ними. Он с одинаковой готовностью подвергал нас аресту как за незначительные, так и за серьезные проступки. Самое неприятное, что все нарушения вносились в послужной список, который сопровождал офицера в течение всей службы в армии.

Хотя Гротен был образцовым боевым офицером, он никогда не забывал свои детские годы, проведенные в фамильном поместье. Однажды во время сражения, наблюдая за скачущим к нему по полю ржи под свист пуль связным, Гротен воскликнул:

– Что же этот сукин сын уничтожает урожай!

Только во время войны этот человек раскрылся в полной мере. Он искренне переживал смерть каждого солдата и даже гибель каждой лошади. Гротен мог, к примеру, прервать донесение офицера, вернувшегося из разведки, чтобы сказать:

– Прервитесь на минуту. Все ваши люди и лошади вернулись вместе с вами? Никто не пострадал?

Кроме того, мы полюбили его за храбрость, а он, в свою очередь, изменил отношение к нам, увидев храброе и мужественное поведение офицеров, прежде легкомысленно относившихся к своим обязанностям.

Командир 1-го эскадрона, князь Меньшиков был ярким представителем такого направления в полку, с которым, по мнению Гротена, следовало бороться. Среднего роста, тридцативосьмилетний ротмистр Меньшиков выглядел довольно упитанным. В 1912 году во время смотра император заметил Меньшикова и на следующий день за завтраком спросил Гротена:

– Кто этот толстый командир эскадрона в вашем полку?

Хотя Меньшиков, как все мы, был кадровым офицером и уже восемнадцать лет служил в армии, он удивительно напоминал помещика в военной форме.

Ему было нужно родиться лет сто назад. Он рассматривал своих солдат как личную собственность; относился к ним как помещик к крестьянам до отмены крепостного права. Меньшиков никогда не издевался над подчиненными, заботился о них и никому, даже офицерам выше его по званию, не позволял поднять на них руку; они были его людьми, его личной собственностью. Как-то во время инспекционной поездки командующий кавалерийским корпусом присутствовал на смотре. Мы выступили из рук вон плохо и получили нагоняй от командующего, но, перед тем как покинуть плац, Меньшиков остановил эскадрон и, повернувшись к нам, сказал:

– Я очень доволен вами.

За подобные поступки его пару раз подвергали аресту.

Меньшиков с невероятным упорством защищал своих солдат. В пасхальное утро 1914 года все офицеры собрались в клубе, чтобы вместе выпить по бокалу вина. Полковник Рахманинов, войдя в клуб, направился к Меньшикову, который уже много лет был его близким другом.

– Твой солдат Прочеров, – небрежным тоном сказал Рахманинов, – напился до такой степени, что, встретив меня, не отдал честь. Его, вероятно, следует арестовать.