Артур Вейгалл - Эхнатон. Фараон-вероотступник

После того как гробница была осквернена присутствием вероотступника, она уже не подходила для Тиу, поэтому мумия царицы была куда-то перенесена, скорее всего, в гробницу ее супруга Аменхотепа III. Усыпальницу, в которой лежала мумия, разобрали на части. Ее попытались перенести на новое место успокоения царицы, но задача оказалась слишком сложной, и куски усыпальницы так и остались лежать в погребальной камере.

Некоторые из принадлежавших царице погребальных принадлежностей, вероятно, просто забыли унести. В гробнице осталась только мумия Эхнатона. Саркофаг, в котором она находилась, покоился на погребальных носилках, возвышавшихся примерно на полметра над землей. В нише размещались четыре канопы с крышками.

Теперь, наконец, жрецы с проклятиями оставили своего врага в покое. Прежде чем выйти из темного обиталища смерти, один из них содрал золотую фольгу с маски на крышке саркофага и унес с собой, спрятав в складках своей одежды. Вход в гробницу заложили камнями и запечатали печатью некрополя. Со временем камни и песок скрыли все следы.

Жрецы не позволяли людям даже просто произносить имя Эхнатона, и к концу правления Хоремхеба в официальных документах его именовали не иначе как «тот преступник». Не прошло и сорока лет со смерти Эхнатона, как жрецы Амона вернули себе прежнее могущество.

Еще были живы старики, которые в юности успели познакомиться с религией Атона. Те, кто видел прекрасный город Атона, знали, что ныне обитатели пустыни заселили разрушенные дворцы, где еще когда-то жил грустный мальчик-фараон. Эти люди присоединили свои голоса к толпе жрецов, которые не осмеливались произносить имя Эхнатона, но извергали проклятия по адресу отлученного и безымянного «преступника».

Им казалось, что их проклятия преследуют призрак юноши даже в кромешной тьме царства мертвых. Бедную, стенающую тень преследовали и гнали с помощью магии те самые люди, которых он пытался изменить.

Стерев его на земле, жрецы стремились уничтожить ее и в подземном мире, не оставив несчастному даже камня, на который он мог бы преклонить голову. Нам трудно понять, что значило для египтянина такое отлучение души: лишенная утешения, которое даруют молитвы живущих, голодная, несчастная и совершенно одинокая, она вынуждена скулить на окраинах деревень, рыться в мусорных кучах, отыскивая остатки еды, чтобы утолить голод, поскольку ей не приносят погребальных подношений.

Такова была плачевная судьба, уготованная жрецами Амона тому, кто был «первой яркой личностью в истории» и стал изгоем среди изгоев, скулящей тенью в царстве теней. Люди стремились забыть великого идеалиста, обреченного, как они предполагали, ужасам жизни, которая никогда не закончится, страданиям смерти, в которой нет забвения.

Шли столетия. Безымянное тело спокойно лежало в гробнице, в то время как волею судьбы Египет то возносился к вершинам славы, то падал в пучину безвестности. Появился еще более великий учитель, чем Эхнатон, который проповедовал идеи любви и мира, некогда открывшиеся фараону, и вскоре в Египте зазвучал колокол новой веры. Затем с Мухаммедом в Египет вернулась религия войны. Проходили годы, рождались и умирали мудрые мужи, но первый из мудрых людей, явившихся в истории, покоился в безвестности в сердце фиванских гор.

Так случилось, что скала, где была выбита гробница, треснула, и во время дождя вода попадала в погребальную камеру. Опоры погребальных носилок в изголовье саркофага подгнили и подломились, саркофаг наклонился, и крышка его сдвинулась. Обвязывавшие мумию бинты уже обратились в прах, в результате падения лежавший на лице царя или на его груди золотой коршун сполз на его лоб.

Потом и две другие ножки похоронных носилок сломались, саркофаг упал, крышка еще больше сместилась, так что голова мумии и ее ноги оказались открыты.

В январе 1907 года начались раскопки в Долине царей, которые возглавил мистер Теодор Дэвис из Ньюпорта на Род-Айленде (США), в качестве представителя египетского правительства их курировал автор этих строк. Тогда удалось обнаружить вход в гробницу, и вскоре в нем пробили отверстие. Узкая лестница, ведущая в недра горы, вывела археологов к началу туннеля, перегороженного стеной, которую воздвигли жрецы после того, как они входили в гробницу, чтобы стереть повсюду имя Эхнатона.

За стеной был обнаружен проход, почти доверху забитый остатками трех ранее выстроенных стен, первая из них была построена после похорон царицы Тиу, вторую возвели посланцы Эхнатона, когда мумию со склона положили рядом с мумией его матери.

На вершине этой мусорной кучи лежала часть усыпальницы Тиу, брошенная жрецами после безуспешной попытки унести ее вместе с мумией. В погребальной камере, расположенной внизу, валялись другие обломки этой усыпальницы.

На них можно было увидеть фигуры Эхнатона и его матери, молящихся под лучами Атона. В надписях поверх стертого имени Аменхотепа красными чернилами было начертано второе имя фараона – Небмаара. На статуэтках и в росписях стерты имя и изображения Эхнатона.

У стены располагался саркофаг Эхнатона, упавший с погребальных носилок. С саркофага постарались стереть имя фараона, но его все же можно было прочитать, сохранились и золотые ленты, опоясывавшие тело сзади и спереди, с них также стирали надписи.

Мы уже описывали золотого коршуна и его местоположение, на груди мумии лежало сохранившееся ожерелье, само тело усопшего было обернуто листами золота. Рядом с саркофагом стояли закрытые канопы, в другом углу камеры археологи обнаружили туалетные принадлежности Тиу, с которых также было стерто имя Аменхотепа.

Поскольку саркофаг подгнил, при его транспортировке требовалась особая осторожность. Только по прошествии нескольких месяцев саркофаг был собран и занял свое место в экспозиции Каирского музея. Теперь стала видна надпись, выгравированная на задней стенке саркофага. Оказалось, что это короткая молитва, обращение фараона к его богу. Вероятно, ее составил сам Эхнатон в виде своеобразной эпитафии, поскольку имеются очевидные доказательства того, что она выгравирована позже, чем прочие надписи.

Ниже впервые приводится перевод, сделанный доктором Аланом Гардинером:

«Я пью сладкое дыхание, которое исходит из твоих уст. Я ежедневно лицезрею твою красоту. Да смогу я слышать твой мелодичный голос даже при северном ветре, да оживятся мои члены твоей любовью. Дай мне руки твои, чтобы удержать дух твой, чтобы мог я принять его и жить им. Назови имя мое в вечности, и о нем никогда не забудут».

Нет никакой надобности говорить о том особом пафосе, с которым юный царь обращается к богу, во имя которого он потерял все. Очевидно, что и в конце его жизненного пути, когда несчастья обрушились на него со всех сторон, его вера оставалась незыблемой и, находясь на пороге телесной смерти, он по-прежнему верил в бесконечную жизнь духа, в которой он мог пройти сквозь вечность и служить далее своему Создателю с неиссякаемой любовью и преданностью.