Хейнц Шрётер - Сталинград. Великая битва глазами военного корреспондента. 1942-1943

На посту 135 валялись на земле семь изрешеченных пулями касок. Ефрейтор Грубе выиграл сто сорок шесть марок.

17 октября 1942 года 6-я армия сообщила о численности боевых подразделений, назвав цифру 66 549, без учета сил 4-го армейского и 48-го танкового корпусов. Численность подразделений, обеспечивавших снабжение армии, к тому времени составляла 334 000 человек.

До 18 ноября из котла вылетели или были вывезены по железной дороге 17 000 раненых. Во время прорыва русских в период с 19 по 21 ноября потери составили 34 000 человек, на Чирском фронте – 39 000 человек. 25 ноября боевые части котла, включая 48-й танковый и 4-й армейский корпуса, а также румынские части, насчитывали 284 000 человек, из которых до 24 января 1943 года 29 000 человек были вывезены из котла самолетами в качестве раненых. Из 255 000 тысяч остававшихся в котле человек до конца января погибли или пропали без вести 132 000.

Таким образом, до 2 февраля 1943 года в плен были взяты 123 000 человек.

Лежа на деревянных нарах рядом с больными сыпным тифом в лагере военнопленных в Елабуге, священник, на изношенном кителе которого был спортивный значок, стонал:

– Я – король мертвецов Гумрака.

Два месяца назад д-р Людвиг оказывал последнюю помощь умирающим, соборовал, принимал последние приветы родным и близким, не зная при этом, сможет ли он когда-нибудь передать их родителям или жене.

На него смотрели детские глаза девятнадцатилетнего солдата. «Четки», – произнес умирающий молодой человек и указал на разорванный и пропитанный кровью карман брюк. «Король мертвецов Гумрака» сунул руку в его карман и в испуге отдернул ее назад – его рука угодила в открытую брюшную полость.

Таких эпизодов были тысячи.

Священник вел бесперспективную борьбу с массовым вымиранием. Не в состоянии уже оказывать внимание отдельным умирающим, он совершал общий обряд: соборование, «Отче наш», любовь к ближнему – ведь в Гумраке была целая гора из тридцати тысяч трупов, и не думать об этом он не мог.

На главном медицинском пункте было отведено специальное помещение для раненых в голову или живот, и те, кто были признаны безнадежными, отправлялись из операционной палатки прямо к «священнику». Санитары приносят одного раненого, лицо которого уже было накрыто брезентом. Священник снимает с лица покрывало и совершает последний обряд, сегодня уже в сотый раз, после чего читает «Отче наш». Когда католический обряд совершен, «мертвец» под одеялом складывает руки и произносит последнюю строку из евангельской молитвы: «…ибо Твое есть Царство и сила и слава вовеки».

«Само слово Сталинград нельзя просто так произносить или написать. Его можно упоминать только в молитве».

Эти слова произнес священник 76-й пехотной дивизии, попавший в плен в ночь с 15 на 16 января, в то время, когда все уже было потеряно и уже ничего нельзя было спасти. Вопреки четкому приказу командира дивизии он остался в долине Россошки вместе с ранеными, чтобы оказать им свою помощь священника. Вместе с одним солдатом, имевшим легкое ранение, он распределял последний оставшийся хлеб. На каждого приходился кусок весом пятьдесят граммов. Все врачи и санитары некоторое время назад бросили их и ушли, назвав оставшегося священника сумасшедшим. В отчаянии больные и раненые кучами цеплялись за отъезжавшие машины, затем в небольшой балке между Россошкой и Питомником наступила жуткая тишина.

Всю эту тишину нарушил испуганный крик: «Русские идут!» Возникла паника, тот, кто еще был в состоянии двигаться на перевязанных бинтами и отмороженных ногах, пытался уйти в сторону Сталинграда. Священник вышел из своего земляного убежища и по дну балки отправился навстречу русским. Из-за поворота неожиданно появились пятнадцать молодых солдат-сибиряков и остановились в пятнадцати метрах от него – на всех была превосходная зимняя одежда. «Я священник, Христос воскрес в войне!» – прокричал он на ломаном русском языке.

В ответ на этот возглас русские опустили свои автоматы и произнесли: «Воистину воскрес!»

После этого они подошли к священнику, обняли его за плечи и поцеловали его по русскому пасхальному обычаю – в обе щеки и в губы.

Затем русские солдаты повели священника по балке на юг, где раньше находился санитарный блиндаж 76-й пехотной дивизии. Перед входом в земляное укрытие, в котором прежде располагалась полевая кухня, лежал убитый русский солдат, за которым стоял молодой немецкий солдат с поднятым карабином. Из укрытия на священника с испуганными лицами смотрели еще два молодых солдата.

– Товарищи, – обратился к ним священник, – русские нам ничего не сделают, пойдемте со мной, надо помочь раненым.

– Ты – русский! – прокричал солдат, стоявший у входа, и направил на священника свой карабин.

Легкораненый, помогавший священнику при раздаче последних кусков хлеба, бросился на него со словами:

– Слушай, не будь идиотом! Это же священник 76-й дивизии!

Русский старший лейтенант отдернул священника назад, в этот момент около мертвого русского, лежавшего у входа в укрытие, рухнул легкораненый солдат, бросившийся на помощь. Русские, захватив священника с собой, быстро отошли на сто метров и направили ствол орудия на вход в укрытие. Прежде чем прогремел выстрел, священник отвернулся.

«Само слово Сталинград нельзя просто произносить или написать. Его можно упоминать только в молитве!»

Танк лишился гусениц, но пушка и пулемет еще могли стрелять. В танке сидели пять человек, устроившись в нем кто как мог. Танк был остановлен прямо на передовой в том месте, где раньше располагался командный пункт командира полка, поэтому отсюда был проведен телефонный провод в дивизию. Командир полка был уже далеко, и теперь здесь прочно обосновались пятеро солдат, принадлежавших соседнему полку.

«Пока весь мир не рухнет».

Они проверили пулемет – он стрелял, они развернули пушку и загнали разрывной снаряд в ствол – прогремел выстрел, они нашли телефонный аппарат и покрутили ручку – на том конце провода ответили, назвав позывные дивизии. Целую неделю они оставались на этом месте, и русские не смогли их обнаружить до тех пор, пока их части не нанесли повторный удар. Пятеро солдат подпустили русских на пятьдесят метров и только после этого открыли огонь, обеспечив себе тем самым передышку на двадцать четыре часа. На следующий день подошли танки – дело принимало серьезный оборот. Они стреляли на глазок и подстрелили три «Т-34». Вечером они передали в дивизию сводку о результатах боя. Об этих одиноких пяти солдатах можно было бы написать отдельную книгу, но остановимся лишь на том, как все закончилось. Сначала кончились патроны к пулемету, затем солдаты достали последние крошки хлеба из карманов шинелей, после чего вновь связались с дивизией и спросили, что им делать. Помощи от друзей ждать не приходилось, но ответ они получили: «Вспомните о русских у силосной башни».