Алла Дудаева - Миллион Первый

Что это было? Я начала переживать за Деги, боясь истолковать сон буквально. И, конечно же, опять вышла ранним утром во двор и рассказала свой сон ветру и воде, умоляя забрать все плохое и оставить хорошее. Но не в слабых человеческих силах изменить волю Всевышнего. Нас бомбили каждый день. А Джохар мечтал о горах, в которых мы могли бы укрыться. Нельзя было уезжать, пока не распустятся листья на деревьях, нас сразу бы обнаружили вертолеты и расстреляли с воздуха или самолеты — бомбами. Каждый день я с надеждой осматривала ветви. Нет! Почки упорно не хотели распускаться, весна задерживалась, как будто ждала чего-то.

Джохар уже в который раз рассказывал, как прекрасна его земля, которую только сейчас, во время этой войны, он смог по-настоящему разглядеть. Раньше ее закрывали кирпичные стены домов, каменные улицы тесных городов. Тысячу раз на машинах или пешком он изъездил или исходил ее вдоль и поперек в те лето и осень, которые я с ними не была. Кстати, осень было его любимым временем года и он, рассказывая о ней с теплом и грустью, утверждал, что не понимает бурную весну, когда «все несется куда-то» и жизнеутверждается. Горы, покрытые разноцветными лесами — красные, охристые, зеленые оттенки; золотой ковер листьев под ногами и синее-синее небо высоко над головой. Небо уже тронутое печалью прощания, холодом забвения, отражало свою грусть ярко-синими бликами в бегущих с высоких вершин горных потоках, белеющей пеной на черных скользящих камнях далеко внизу в зеленых долинах. Превращаясь в реки, горячие потоки, плавно покачиваясь, несут в своих темных холодных водах щедрые дары: спелые, красные яблоки, орехи и золотые листья. И, вылавливая их в долине, не одни горец вздохнет, с грустью вспоминая отчий дом — развалины старой башни и одинокие могилы предков, оставленные им высоко среди белых облаков в горах. Тысячи журавлей кружат в синем небе, сбиваясь в стаи перед тем, как улететь на юг. От их курлыканья дрожит воздух и теснит грудь и душе хочется вырваться и улететь далеко-далеко вместе с ними на сильных крыльях, из беспредельной синевы обозревая эту прекрасную, многострадальную землю, которую убивают и терзают уже который раз. Иногда поднимается ветер, стонут деревья и прощально шелестят ветками, а он носит тучами золотые листья и тогда кажется, что началась золотая метель.

Джохар все говорил, а я вспоминала, как однажды осенью одиноко брела по пустынной улице Вильнюса и вдруг ветер поднял, закружил осенние листья и понес их на меня. Один из них на лету неслышно коснулся моего лица, как неуловимый поцелуй, на мгновение задержался на губах и улетел. Другой, огненно-красный, припав к бульварной решетке, как сердце, трепетно бился на ветру. И тогда всем своим существом я почувствовала, поняла: мое время в этой стране кончилось…

На другой день позвонили из Чечни и сказали, что мне можно выезжать. А Джохар продолжал дальше: «Перед входом в долину Ялхорой, если идти от озера Галанчож, есть гора со срезанной вершиной. Неземная красота окружает ее. Там я мечтаю построить маленький домик, в котором мы будем жить вдали от людей вместе с тобой. А если я умру, пусть похоронят меня в долине Ялхорой». Я и раньше от него слышала подобные слова, это было его единственное, самое заветное желание. То же самое он завещал старшему сыну Овлуру.

— А где, на вершине горы? — спросила я.

— Мне все равно. На родовом кладбище или рядом с развалинами моей башни. Я хочу лежать там, где появился на свет, рядом с теми, кто жил там раньше.

— А президентом ты больше не хочешь быть?

— Не хочу, — он отвел глаза, они были печальными. — После нашей победы я пешком пойду в Мекку.

— Я пойду вместе с тобой.

— Нет, я пойду один.

Незадолго до этого разговора Муса мне рассказал, что было после военного совета, когда командиры поссорились между собой. С сожалением, долго, молча Джохар смотрел на них. Наконец резко встал и вышел. В машине он тоже молчал, задумчиво глядя на дорогу.

«Чеченцы, чеченцы…, - нередко повторял он. — Это прекрасные, бесстрашные воины, которые показали всему миру, как надо воевать и как надо умирать! Но что буду я делать с этой армией, когда наступит мир? Когда все разрушено, заводы и фабрики уничтожены?

За два дня до 21 апреля я увидела в утренней программе российских новостей запуск нового спутника и сказала об этом Джохару.

— Ни для кого не секрет, для каких целей предназначаются спутники-шпионы! А перед ударом глубинной бомбы в лесу их было особенно много. Но, видимо, и этого оказалось недостаточно. Еще один запустили!

— Не бери в голову, — отмахнулся Джохар. Он был уверен в своих расчетах.

— Джохар, но Россия — это не Бангладеш, найдется какой-нибудь изобретатель. Сейчас там все силы сосредоточены на том, чтобы тебя уничтожить.

— Послушай, — он начал злиться. — Я так долго ждал этих переговоров! И потом, сколько людей гибнет каждый день, у них тоже есть матери и жены! Ты хочешь, чтобы я отказался сейчас, когда в моих силах если не прекратить, то хотя бы приостановить уничтожение чеченского народа, от переговоров? Моя жизнь и смерть — в руках Всевышнего! Я не принадлежу себе… Ты уже забыла, что я «казенный»?

Этим шутливым словом, которое сразу нагоняло на меня смертельную тоску, он обычно прекращал мои многолетние домогательства, уехать с ним отдыхать или прийти с работы пораньше, чтобы вместе погулять. Сейчас он смеется над самой смертью… «А знаешь, чем отличаются наши воины от других? — вдруг спросил он меня. — Если приказать им построиться и разуться, то ни у одной армии мира ты не увидишь таких чистых ног! Пять омовений в день и пятикратный намаз — это чистота души и тела. А Россия — огромная страна безбожников! Только люди, не боящиеся Бога, могут так жестоко уничтожать другой маленький народ. Сейчас идет война между Всевышним и самим Сатаной! Все русские — ничтожные рабы своей огромной державы, которая на их страхе только и держится, и самые несчастные, потому что другие нации их ненавидят за насилие. Первая заповедь Христа: «Не убий» На крови чеченских и российских сыновей построен во время этой народоубийственной жестокой войны в центре Москвы большой храм «Спасителя на крови». Ну, чем не дьявольская шутка самого Сатаны! Они все, как слепые… или глухие. Сатана сказал: «Не поклоняйтесь мне, поклоняйтесь золоту». Золотые купола, ризы, оклады икон, их роскошь ослепляет, на них молятся, а где Бог? Это не храмы христианского милосердия — это богатые дома для священников, пьющих в них вино. Бог должен быть только в чистом сердце — вот его храм. Наши мечети — это просто скромные дома для общих молитв всех верующих. К сожалению, большинство из того, что говорил Христос, не дошло до верующих, слишком во многом пришлось бы ограничивать себя христианским священникам и не только им… Кстати, многие из них работали раньше на КГБ, а сейчас на ФСБ. Весь этот мир построен на обмане и давно поделен на части. Сильные мира сего никогда не захотят ни с кем делиться. Для их защиты создаются государства, армия, чиновники, политики, границы. Единый Бог разрушает образ врага — мусульманина. Что им бедные люди, которые давно побратались бы на всех границах, а становятся пушечным мясом! Я не виню русский народ. Мы то хоть знаем, за что умираем. Он обманут и уничтожается так же, как и чеченский. Кому это нужно? Скорее всего, тем, кто дает деньги на продолжение этой бойни. Кто платит, тот и заказывает музыку! Денежные подачки Запада и Америки России — это ее же деньги, возвращаемые ей за счет дармового экспорта российского природного сырья. Раньше золотом должен был подтверждаться каждый американский цент, теперь доллар в этом не нуждается. Его золотой запас — огромная Россия: ее леса, алмазы, уголь, нефть. Все отдает Россия за американскую «макулатуру», которую Америка бесконтрольно печатает уже который год. И за ее же «фиговые» бумажки Россия воюет в Чечне, «освобождает» проданную и преданную российскую и чеченскую землю от «лишних» людей! Парадокс, да и только! Ведь и с той, и с другой стороны умирают самые лучшие молодые и сильные мужчины. Плацдарм для наступления в будущем любой военной силы уже открыт! Жаль российскую армию, вместе мы могли бы отразить любую силу зла».