Феликс Козловский - Третий выходит на связь

- Теперь появятся, непременно появятся, - сказал комбриг. - Но об этом поговорим потом. Сейчас - все в отряды. Пора выступать.

Глава 10

Тарновский сидел в шалаше, под охраной, и пытался разобраться в событиях, которые неожиданно на него обрушились. Ясно, что фонарик ему подкинули. Кто? Тот, кто просигналил немцам. Диверсант, лазутчик. Но как это доказать? Кто поверит? Факты - вещь упрямая. Близится блокада - кто уж тут будет разбираться... Расстреляют, как собаку. А жаль. Жаль погибать так глупо. От своих. Что делать? Попытаться убежать? Но куда? И потом, если я убегу, все решат, что я - предатель, и перестанут искать того, настоящего. А он может много дров наколоть, ой, много...

К шалашу кто-то шел: Тарновский уловил легкие шаги и весь напрягся. Неужели снова на допрос? А может - в расход?..

В шалаш пролез партизан из штабной роты Лысенко.

- Комбриг приказал тебя связать, - буркнул он. - А то еще деру дашь.

- Вяжи, - устало проговорил Тарновский.

Лысенко быстро связал арестованного, потрогал узлы, повернул голову к часовому:

- Теперь он никуда не денется. А все-таки присматривай.

- Так, - прошептал Тарновский, когда они вышли, - все ясно. Надо бежать. Сейчас это сделать труднее, но все равно надо. Чтобы найти врага. Найти и обезвредить.

Тарновский попробовал пошевелить руками и ногами. Руки, кажется, можно освободить. Вот только повозиться придется, но игра стоит свеч.

Связанным лежать неудобно, Тарновский расслабил мышцы, потянулся пальцами к узлам.

За шалашом послышался шорох. Тарновский прислушался. Шорох затих. Где-то невдалеке негромко покашливал часовой.

Связав Тарновского, Лысенко направился к комиссару. Несмотря на глубокую ночь, комиссар не спал, сидел за столом, склонившись над картой.

- Разрешите?

- А, это ты? - повернул голову Бабенко. - Что, новости какие есть? Давай входи!

Лысенко снял ушанку, сел к столу.

- Картой занимаетесь, товарищ комиссар?

- Да, картой. Понимаешь, есть опасение, что немцы разгадали наш маневр. Этот чертов фонарик заставил поломать голову.

- Да, худо получилось. И как его без присмотра оставили?

- Прозевали. Ну что ж, нет худа без добра, - сказал комиссар. - Зато мы теперь возьмем и назад повернем. И шарахнем там, где они не ожидают.

Лысенко быстро посмотрел на комиссара.

- Я не из-за этого зашел, товарищ комиссар. Я был в шалаше, где этот гад сидит. Связал его на всякий случай. Вот думаю, не удвоить ли караул? Волк, надо полагать, стреляный. Может между пальцами выскользнуть. Только во что я скажу, товарищ комиссар: тут что-то не так.

- Разберемся, проверим.

- Конечно, Григорий Макарыч. Да проверить трудно теперь, времени нет.

Послышался шорох, еловые ветки раздвинулись, и в шалаш вошел начальник особого отдела Ковалев.

- Товарищ комиссар, я к вам с Моховым. Проводник, который был с группой Бокарева, когда взяли Тарновского. Просит послушать.

- Разрешите идти, товарищ комиссар! - заспешил Лысенко.

- Идите. Здравствуйте, Иван Семенович! Проходите, садитесь. Что это сегодня всем не спится? Лысенко, вам...

- Григорий Макарыч, - откашлялся Мохов, - тут такое дело. Этот хлопец меня, раненого, из-под пуль вытащил, когда мы на засаду нарвались. И дрался он дай бог, хотя сам кровью истекал. Я, как вы знаете, с ним в госпитале был. Присмотрелся. Наш он человек, я вам как на духу скажу. Не мог он фрицам сигналы посылать, что-то тут не чисто. И сестричку, Катеньку, зазря подозреваете. Потянулись они друг к дружке, факт. Понятно: дело молодое. Вы не спешите его - к стенке, тут разобраться надо.

- Разберемся, - устало потянулся Бабенко. - Обязательно разберемся. Спасибо вам, Иван Семенович.

Мохов поднялся из-за стола. Ковалева комиссар задержал. Когда они остались одни, сказал:

- Теперь о главном. Новости есть?

- Есть, товарищ комиссар. Я шел следом за Лысенко, а тут навстречу Мохов. Ну, я его прихватил для конспирации, а он, оказывается, сам сюда путь держал, но это между прочим. А по делу: Лысенко очень интересуется Тарновским, в его шалаше был.

- Доложил, подстраховался, - усмехнулся комиссар. - Связал он его, видите ли. Очень боится, чтоб не сбежал. Лысенко не догадывается, что за ним ведется наблюдение?

- Не должен.

- Это очень важно. А Тарновский пусть бежит, если надумает. Не мешайте ему. Но проследите, чтоб далеко не ушел.

- А что с Лысенко, товарищ комиссар?

- Его брать пока рано. Усильте наблюдение. Возьмете после побега Тарновского, когда он зашевелится. Выделите опытных бойцов. У вас все?

- Все, товарищ комиссар.

- Хорошо. Имейте в виду: я "проговорился" Лысенко насчет нашего дальнейшего маршрута. Так что ему теперь в шапку дремать не придется.

- Как проговорились? - Ковалев вскочил. - Поднимать разведку!

...Выйдя от комиссара, Лысенко углубился в лес. Теперь поздно что-либо делать.

Игра проиграна, надо уходить, пока жив, черт с ним, с Тарновским!

Чувство опасности, острое, леденящее душу, гнало Лысенко из лагеря. Он все понял в ту минуту, когда комиссар "проговорился" о дальнейшем маршруте партизан: разгадан, разоблачен!

С заданием он не справился. Тарновский жив, сведения, которые он доставил, заполучить не удалось. А ведь поначалу все складывалось так хорошо! Внедрился в бригаду, ни у кого не вызвав даже тени подозрений, наладил связь, установил направление прорыва блокады... Тарновского под расстрел подвел, подбросив ему включенный немецкий фонарик, чтобы не впутываться самому. Ничего нет лучше - чужими руками... И все пошло насмарку. Не зря уже несколько дней чудилось, что за ним ведется слежка. Думал, чепуха, нервы... Оказывается, нет, не чепуха - под контролем каждый шаг.

А каждый ли?

Он бесшумно пробирался по лесу, чутко прислушиваясь: вот-вот, казалось, в лагере поднимется тревога, раздастся глухой окрик, и пуля свалит на сырую землю. Но тревоги не было.

Вскоре он понял, что минул посты, и облегченно вздохнул: удалось! Удалось уйти, черт побери!

Пройдя километра четыре, Лысенко успокоился. Теперь он с ненавистью и страхом думал не о партизанах, а о том, что и как доложит Келлеру. Он знал: шеф дорожил им и считал одним из лучших агентов. Если бы не это внезапное указание убрать Тарновского... СД каждый день получало бы важные разведданные, а он не оказался бы на грани провала. Так Келлеру и надо: теперь ни сведений о планах партизан во время блокады, ни своего человека в соединении!

Под старым дубом Лысенко остановился перевести дух. "Но ведь эта сволочь просто-напросто прикажет расстрелять меня за невыполнение задания, - подумал он. - Они все там помешались на этом Тарновском, меня шлепнут, едва только я скажу, что не смог его убрать. А-а, наплевать! Доложу, что убил, потому и пришлось уносить ноги. Кто это проверит! Да и вообще неизвестно, как с ним еще повернется..."