Изольда Иванова - «Долина смерти». Трагедия 2-й ударной армии

Утром 28 февраля противник после ожесточенной авиационной бомбежки предпринял сильные контрудары на Красную Горку от Сустья полянки и Верховья, потеснил наши части и к 18.00 восстановил свою оборону. 80-я кд и 1100-й стрелковый полк оказались в окружении. Попытки главных сил снова прорвать оборону противника были отражены. 80-я кд и 1100-й сп, находясь в окружении, продолжали движение на Любань, сбивая мелкие подразделения противника. На юго-западной окраине Любани противник оказал упорное сопротивление и затем танковой атакой отбросил части 80-й кд и 1100-й сп в лес. Наши части перешли к обороне и десять суток сражались в окружении, подвергаясь систематическим авиабомбежкам и обстрелам. Зенитных средств защиты у частей не было, связь со штабом корпуса оборвалась из-за выхода из строя радиостанций. Запасов продовольствия и фуража не было. Боеприпасы кончились. 80-я кд и 1100-й сп должны были уничтожить все тяжелое вооружение и с личным оружием в ночь с 8 на 9 марта пробиваться к своим, понеся значительные потери личного состава.

Действуя из-за левого фланга 59-й осбр, 25-я кд совместно с 25-й стрелковой бригадой к концу февраля овладела Конечками, Савкином 2-м и 1-м, Глебовом, Нестерковом, Абрамовом. К началу марта 25-я кд с 23-й и 25-й отдельными стрелковыми бригадами вышла к р. Оредеж на участке Порожки — Пристанское Озеро, а в районе Нестерково заняла плацдарм на левом берегу реки.

Наступая в направлении Любани, 87-я кд овладела Кривином, Тигодой, Червином, но, встретив упорное сопротивление противника в Крапивино, Ручьях, Червинской Луке, застряла в безуспешных боях.

Вскоре после этого все кавалерийские дивизии были отведены в район Вдицко, Поддубье, Финев Луг, где кавалерийский корпус поступил в резерв фронта. Оттуда дивизии ночами стали выходить из прорыва, и к 16 мая весь кавалерийский корпус сосредоточился на восточном берегу реки Волхов.

В июне конники в пешем строю вместе с 65-й стрелковой дивизией неоднократно атаковали противника в районе Мясного Бора для обеспечения выхода из окружения частей 2-й ударной армии.

23-24 июня 2-я УА с боем выходила из окружения. Через мои боевые порядки вышло около 15 тыс. бойцов и командиров. Они были полуживые, еле двигались. Выход происходил под сильной бомбежкой и непрерывным артиллерийско-минометным огнем. Здесь погибло столько людей, что негде было встать ногой: вся земля была усеяна трупами, и никто не мог знать, кто где погиб и где похоронен. 26 июня, когда я вышел из боя, в нашем полку осталось 11 солдат. Я все это видел собственными глазами, и до сих пор на сердце лежит камень, обида за безалаберное руководство. В мае надо было выводить всю 2-ю ударную, но этого не было сделано. Командующий Ленфронтом генерал-лейтенант М. С. Хозин добился ликвидации Волховского фронта, но сам, находясь в Ленинграде, не знал обстановки, не видел, как голодные солдаты, по пояс в грязи, на собственных плечах носили снаряды на передовую. Когда Ставка 6 июня восстановила Волховский фронт, было уже поздно. Считаю, что на совести генерала Хозина — десятки тысяч погибших воинов 2-й УА.

За бои в Любанской операции 37 воинов 25-й кд были награждены орденом Красного Знамени, 44 — орденом «Красная Звезда», многие — медалями «За отвагу», «За боевые заслуги».

В начале июля 25-я кавдивизия была расформирована, а ее личный состав поступил на пополнение 19-й гвардейской дивизии, принявшей самое активное участие в следующей операции по прорыву блокады Ленинграда — Синявинской.

П. И. Сотник,

подполковник в отставке,

бывш. комиссар 110-кп 25-й кд

На фронт меня призвали рядовым. До середины октября 1941 г. воевал под Новгородом. Много дней и ночей провел в лесу. Спали всем отделением на хвойной подстилке. Одну половину шинели под себя, вторую — вместо одеяла. Ботинки всегда мокрые, так как разжигать костры строго воспрещалось. Умывались снегом и, замерзнув, давали «трепака», чтобы согреться.

18 января 42-го года мне приказали доставить пакет на КП 13-го кавкорпуса. Выдали зимнее обмундирование: полушубок и старенькие валенки взамен надоевших обмоток, в которых очень уставали икры.

Я добрался до пос. Пролетарий, где впервые за полгода переночевал в тепле. Утром в кузове «ЗИС-5» поехал в Шевелево, к переправе через Волхов. Немецкая оборона на западном берегу была прорвана, и мы переправились без происшествий. Слева были слышны короткие пулеметные очереди, да изредка ухали орудия.

Деревня Мясной Бор была начисто разрушена, уцелели лишь водонапорная башня из красного кирпича да один домишко. Неожиданно оглушил орудийный залп: наша пушка стреляла из ельника в 10 м от дороги. Боец-регулировщик поднял флажок и указал направление, как проехать вне видимости противника. Вскоре машина с бревенчатого настила вырвалась на асфальт и помчалась на предельной скорости. Но вот «асфальт» кончился, и машина вновь запрыгала по бревнам и колдобинам: то, что мы приняли за асфальт, было ледяной дорогой, построенной немцами — песчаная подушка, политая водой.

К вечеру мы были в небольшой деревушке Малые Вяжищи, где в крохотной хатке располагался командный пункт генерала Н. И. Гусева. Я сдал пакет и с ужасом ждал решения своей судьбы: направят в конную часть, а я только раз в жизни сидел в седле. Но, расспросив об образовании, меня оставили в строевом отделе штаба, и на следующий день я приступил к обязанностям делопроизводителя. Собственно, с делопроизводством справлялся пожилой сержант Сорокин, а мне предстояло вникать в обстановку, знакомиться с подразделениями и личным составом.

Начальником отдела был техник-интендант 1 ранга Карабухин — человек с крепкими нервами, без сантиментов. Моим непосредственным начальником стал зав. делопроизводством лейтенант Усольцев.

Три кавалерийские дивизии корпуса наступали в направлении Любани. Штаб перебазировался во Вдицко, затем в Чащу. 11 февраля конники достигли деревни Дубовик, но дальше продвинуться не смогли: глубокий снег, бездорожье, сена взять негде — все немцы подчистили. Под снегом — болота, в которых не было даже осоки. Кавалерия не смогла развить успех стрелковых дивизий и перешла к обороне в пешем строю.

Штаб разместился в Дубовике и оставался там до конца операции. 25 февраля в штабе корпуса побывал К. Е. Ворошилов. После его отъезда на Дубовик налетели семь «юнкерсов». Посыпались оконные стекла. Я выбежал на крыльцо и увидел, как прямо на нас, стремительно увеличиваясь в размерах, падают две бомбы. Через несколько секунд раздался двойной взрыв. Во все стороны полетели жерди, солома, комья земли. Бомбы падали одна за другой, и вскоре деревня представляла собой страшную картину перепаханной земли, окровавленного снега, человеческих рук, ног, голов, обрывков одежды и просто бесформенных кусков мяса. Такое не может привидеться даже в самом кошмарном сне. Несколько изб горели, повсюду валялись повозки, домашний скарб, трупы людей и лошадей. В зареве пожара метались люди, подбирая пострадавших. В тот день мы потеряли более ста человек.