Ирвинг Стоун - Происхождение

Семья ею гордилась.

Событием, изумившим всех тем летом, была помолвка Кэтти с преподобным мистером Лэнгтоном, вдовевшим по смерти Шарлотты Веджвуд; свадьбу назначили на октябрь месяц. Новость произвела ошеломляющее впечатление на семью Дарвинов. Первой взорвалась двадцатилетняя Генриетта.

– По-моему, просто неприлично думать о замужестве, когда тебе уже за пятьдесят, – возмущенно проговорила она.

– Дело ведь вовсе не в годах, – попенял ей Чарлз. – Кэтти не может похвастаться ни крепким здоровьем, ни хорошим характером. И у нее и у Лэнгтона слишком сильная воля. Я сомневаюсь, что она будет счастлива.

– Да, их помолвка не может не беспокоить, – согласилась Эмма. – Но, с другой стороны, они ведь так давно знают друг друга. Возможно, они и смогут ужиться.

– И почему это Кэтти до пятидесяти трех лет не выходила замуж? Она пользовалась успехом, могла бы не один раз составить хорошую партию.

– На свадьбу мы, конечно, пойдем, – решила Эмма. – Они не должны знать о наших сомнениях.

– Бедная Сюзан, останется совсем одна в Маунте, – пожалел сестру Чарлз.

– Мы пригласим ее в Даун-Хаус, пусть живет с нами, – сказала Эмма.

Наблюдение за усиками лазящих растений стало любимым занятием Чарлза. С волнением следил он, как Аросупасеае, выпустив свои усики длиной восемнадцать дюймов, настойчиво искал какую-нибудь опору, а найдя, лез вверх; это лазанье было результатом кругового движения верхушки растения. Чарлз обнаружил, что, прикоснувшись карандашом к двум веточкам одного усика, можно придать им любую форму. Он уже подробно изучил движения плюща пятилистного и теперь то и дело писал Гукеру, прося прислать ему вьющиеся растения с усиками какого-нибудь особенного, необычного строения.

Когда у него самого не хватало сил писать, он диктовал Эмме или дочерям. Отдыхал он по вечерам; растянувшись в шезлонге у пианино, слушал, как Эмма играет его любимые отрывки из опер. Ему никогда не надоедал Гендель. Днем он читал лондонскую "Тайме", которая часто приводила его в ярость, поддерживая Юг в Гражданской войне в Америке и тем самым защищая рабство.

– "Тайме" становится все ужасней, – говорил он детям. – Мама хочет, чтобы я ее больше не читал. А я ей ответил, что на такой героизм способны только женщины. Отказаться от "кровавой старушки" "Тайме", как ее называл Коббет, все равно что отказаться от мяса, вина и свежего воздуха.

В начале сентября он на полтора месяца поехал в Мал-верн для водолечения. Никакой пользы оно не принесло. Чарлз проболел до конца года; в 1864 году легче не стало; он сильно недомогал до самой середины апреля. "Куда, – спрашивал он себя, – уходят недели, месяцы? Я с содроганием думаю о страшной потере времени, когда на руках столько неоконченных дел. У меня такое чувство, что я никогда не поправлюсь. Жизнь моя окончена так рано, в пятьдесят пять лет".

Проснувшись 13 апреля после крепкого, здорового сна, он почувствовал себя так хорошо, что сразу же после завтрака сел писать свою книгу "О движении и повадках лазящих растений". Здоровье вернулось к нему, и после четырех месяцев упорного труда монография была закончена. Долгие месяцы уныния, когда Чарлз не мог взять в руки пера, сменились радостным оживлением.

– Какое было удовольствие писать эти сто восемнадцать страниц, сказал он Эмме. – Вот если бы все мои книги было так приятно писать!

– Это вполне возможно. Надо только писать о любимом предмете.

Линнеевское общество опубликовало его исследование в своем "Вестнике", а также напечатало его в виде монографии и пустило ее в продажу по цене четыре шиллинга за экземпляр. Чарлз заказал еще двести экземпляров, чтобы разослать своим корреспондентам во многие страны мира. "Лазящие растения" были приняты с большим одобрением читающей публикой. Для натуралистов эта его книга стала еще одним источником знания и вдохновения.

Теперь, когда он вновь мог сам писать свои письма, он возобновил переписку с друзьями, живущими в Лондоне. Вышла третьим изданием книга Лайеля "Древность человека". Его избрали президентом Британской ассоциации и дали титул баронета. Будучи в Берлине, Лайель познакомился с английской принцессой крови, вышедшей замуж за кронпринца Пруссии; принцесса сказала ему, что "Происхождение видов" Дарвина нанесло такой удар старым воззрениям, от которого они вряд ли оправятся. Чарлз честно признался Лайелю: "У меня в крови чисто английское преклонение перед титулами".

Большой успех имела книга Томаса Гексли "О положении человека в ряду органических существ", которая тут же вышла вторым изданием. Гексли жаловался Чарлзу: "Я должен был бы работать как лошадь, вернее как вол. Я погряз среди неоконченных дел. Просыпаюсь утром и слышу, как будто кто-то шепчет мне на ухо: "А" не сделано, "Б" не сделано, "В" не сделано, "Г" не сделано". Я чувствую себя как человек, дом которого осажден кредиторами".

Чарлз был счастлив, что его молодой друг Гексли рядом.

– Скажите мне, что вы сейчас делаете?

– Редактирую лекции о строении черепа позвоночных, собираюсь послать их в "Медикал тайме". Переписываю лекции по начальной физиологии, думаю над курсом из двадцати четырех лекций, который прочитаю весной о млекопитающих в Королевском хирургическом колледже. Работаю над учебником по сравнительной анатомии, будь он неладен, я уже семь лет корплю над ним. И наконец меня всюду казнят – публично и в частных домах. Казнят за то, что я, как теперь принято говорить, "дарвинист".

– В другой раз будете более осмотрительны в выборе единомышленников, рассмеялся Чарлз.

Уоллес по-прежнему жил вместе с сестрой на скромный доход от двух опубликованных книг и от статей, которые время от времени появлялись в разных научных журналах. За годы жизни в заморских странах он собрал огромный материал; исследовав его и опубликовав результаты, он стал одним из ведущих натуралистов страны. Его попытка обзавестись семьей кончилась неудачно.

За время очередного приступа болезни Чарлз решил отпустить бороду. И в этом весьма преуспел, чего нельзя было сказать о других его начинаниях. Борода выросла на славу, пышная, с красивой проседью, окладистая. Под густыми, кустистыми бровями его карие глаза казались еще глубже. Однажды за столом он с гордостью спросил Эмму и детей:

– Не правда ли, у меня вид, как у священника?

– Тебя будут звать епископом Кембриджа, – ответила Генриетта, – как Уилберфорса – епископом Оксфорда.

– Но "скользким" Чарлзом я никогда не буду.

Он стал представлять время в виде интервалов. Длинные интервалы. Короткие интервалы. Интервалы благотворные и плодотворные. Интервалы бездеятельные. Время было застывшим паковым льдом Северного полюса. Время было ледяным полем, трескающимся, тающим, движущимся то медленно, то быстрее и быстрее, В процесс подбора и обработки материалов о различных человеческих расах, древних и настоящих, мысль его совершила скачок, изменивший и его самого. Он подошел к осознанию того, что самым мощным средством изменения человеческих рас является половой отбор. Он записал: "Я могу доказать, что у разных народов разное представление о красоте. У дикарей самых красивых женщин выбирают самые сильные мужчины, и у них бывает самое многочисленное потомство".