Клеменс Подевильс - Бои на Дону и Волге. Офицер вермахта на Восточном фронте. 1942–1943

До сих пор это была аморфная даль, бесформенное пространство, которое окружало меня в этой стране. Затем эта внешняя среда превратилась в моем сознании в щедрую и богатую плодоносную страну. Тут впервые дает о себе знать то, что воспринимается нами так живописно: когда из затухающих тонов, оттенков, из бедности и ветхости пробуждается сияющее начало.

Сегодня сразу после обеда перед нашим уже полностью занятым домиком (в котором проживают два старика, их дочь, Марфа, грудной ребенок, Флайсснер и я) остановилась телега с беженцами, которую тащат волы. Телега была целиком нагружена их пожитками. Из нее вышли трое: старая женщина, крепкая молодая женщина и 8-летняя девочка, темноглазая, изящная, с бойким южным темпераментом – в своей детской прелести она не уступала тихой белокурой Марфе. Когда шла разгрузка, рабочие волы, животные легкой, но продуктивной породы, учащенно дышали открытым ртом, высунув язык, как охотничья собака.

В ходе изнурительных бесед на немецком, французском и русском языках и с помощью небольшого словаря для военнослужащих мне удалось узнать кое-что о вновь прибывших лицах и их судьбах.

Молодую женщину зовут Таня. Она пианистка из Москвы. В концертах она выступала в качестве аккомпаниатора певцов, зарабатывала, впрочем, себе на жизнь давая также уроки. Она также научилась пению в консерватории. Ее муж вот уже два года проживает в Средней Азии, где в качестве биолога принимает участие в работе научной экспедиции. Ее московский дом стал жертвой авианалета, и пианино было разбито. Затем вместе со своей маленькой дочерью она была эвакуирована в Ровеньки. Однако и здесь бомба попала в ее дом, и она спаслась буквально чудом. Когда немцы подошли ближе, она пыталась бежать на восток с пожилой матерью и ребенком, однако вскоре в результате нашего наступления (с севера, из района Воронежа, в направлении на юго-восток и юг, отсекающего восточный Донбасс, в том числе и Ровеньки) была вынуждена вернуться обратно. Теперь наши жильцы, с которыми мы подружились, должны предоставить им ночлег.

Отец пианистки умер. До революции он был агрономом в одном крупном землевладении. Седовласая мать пианистки, выдержанная женщина, располагает к благоговению. Она и сегодня пользуется уважением, проявляет власть в отношении других людей и несет ответственность за них.

Теперь в кухне еще меньше места, и примыкающие маленькие комнатки заполнены людьми и вещами еще в большей степени. Жильцы устраивались для ночлега на деревянной терраске или в дощатом сарае, где до сих пор только дедушка ночевал на стопке старых одеял и одежды. На кухне поселились беженцы. Пианистка, хорошо сложенная блондинка, свой человек и в этой бедной обстановке, она занимается рукоделием и домашним хозяйством и ходит босиком, как все деревенские жители. Ведь все крестьяне в этой бескрайней стране дышат силой и связаны своими корнями с землей.

Сегодня вечером долго сидел с Таней на скамейке перед домом. Из тумана на востоке поднималась красно-бурая луна. Она исполнила мелодию La lune rousse. Как же слово может стирать все различия в происхождении и судьбе и творить гармонию! Когда мы расставались, я поцеловал ей руку. На ее губах угадывалась необычная улыбка – удивление, ирония? Происходило очищение, и мелодия La lune rousse превращалась в золото полной луны, которая высоко стоит на небосводе. Потом Таня быстро ушла в кухню к матери и смуглой дочурке, которая уже давно спала.

Последний вечер в городке Ровеньки. Мы уже сложили вещи.

«…Сегодня на моей новой пасеке началось роение пчел. Ты знаешь того пчеловода, который собирался приехать из Каринтии [26]для улучшения породы пчел. Пчелы из Каринтии меньше и усерднее наших местных, их легко распознать по светло– желтым кольцам на брюшке. Шесть дней назад произошла начальная стадия роения пчелиной семьи. Старая матка в сопровождении части своей семьи освобождает место для молодой, только что вылупившейся матки. Перелет роя никогда не осуществляется на дальнее расстояние, старая матка больше загружена своим основным делом. Наблюдатели – рабочие пчелы из ее семьи – подлетают к ближайшему фруктовому саду, затем здесь оказывается и весь рой, и он висит, как кисть винограда, на одной из веток. А молодая, жаждущая деятельности матка берет бразды правления в оставшейся пчелиной семье в свои руки.

Я обедал, когда мне сообщили, что у пчел из Каринтии снова наступил период роения. Я срочно встал, надел сетку пасечника на голову и выбежал в сад. Солнце ярко светило и припекало, подходящая погода для роения! Уже издалека я увидел, как старый Михель и садовница срочно опрыскивали водой улей. У них была большая лейка с водой. Но вода вытекала плохо, слабой струей. Скучивался огромный, все более темнеющий, гудящий пчелиный рой. Он уже поднялся ввысь и, сосредоточившись, был готов помчаться навстречу своей неизвестной цели. Я быстро набрал полную лейку, подбежал к двум садовым работникам, и в тот момент, когда рой должен был подняться вверх, чтобы наконец исчезнуть из вида, мне удалось вместе с остальными обрушить на пчелиный рой сильную струю, которая полилась в виде тысяч сверкающих капель. И пчелы дали ввести себя в заблуждение, странники! Капли дождя были для них губительными, несмотря на сияющие лучи солнца, и в связи с тем, что рукотворный дождь снова и снова смачивал крылышки пчел, они предпочли прервать полет и осесть на ветке ближайшей груши. Мы вздохнули, престарелый Михель вытер пот со лба. Я облокотился о стену, ты знаешь, там, где стоит айва, и взглянул на сад. Уже третье лето, как ты не видишь сады в цвету, не ощущаешь пышности их запахов и красок, их утренней, покрытой росой свежести, их последнего вечернего блеска! Именно в это лето, которое так долго и неизменно растягивало череду этих голубых дней, меня больно задевало то, что ты далеко. Ты, вероятно, забыл, как желтая стена нашего замка, у основания которой располагаются волнами пламенные циннии, поднимается, сияя, к темно– голубому небу и как кипарисы на той стороне церковной стены оставляют после себя в полдень свои черные тени?

Не вызывая твоей тоски, мне хочется воскресить у тебя в памяти эту картину, потому что ты должен хранить ее в сердце и придерживаться этого, если у тебя захватывает дух от просторов Российского государства. Однако я отклонился от темы. Жужжащий пчелиный рой поднялся высоко на грушу, и мы снова стараемся задержать его. Не так легко добиться того, чтобы пчелиный рой оказался в заготовленных заранее сотах. Распознать пчелиную матку среди рабочих пчел нелегко, они обладают несколько более длинным и острым брюшком. Пчелы кружат над шеей и спиной, жужжание раздается угрожающе близко. Я не мог бы улыбаться без волнения, как Вергилий, «от звука жужжащих пчел». Меня бросало в какой-то степени в жар, и мне было боязно, и я мечтал о прохладной, затемненной столовой комнате и остывшем обеде. Наконец, после трех часов хлопотливой работы, рой был собран, и мы смогли поставить на нашей пасеке новый улей…»