Коринна Хофманн - Белая масаи

В очередной раз преодолев тысячу четыреста километров, я через два дня приехала в Маралал. Я поселилась в том же отеле за четыре франка в сутки, и владелица, увидев меня, очень удивилась. В своем скромно обставленном номере я легла на койку и подумала: что дальше? На следующий день я решила пойти к брату Лкетинги.

Я с трудом уговорила директора, и он привел Джеймса. После того как я ему все рассказала, он ответил, что готов отвести меня к своей матери, но для этого ему нужно получить разрешение. После долгих раздумий директор все же согласился, при условии, что я поеду с Джеймсом в Барсалой на машине. Довольная тем, что мне удалось добиться так многого с помощью своего скудного английского, я вернулась в Маралал и стала узнавать, у кого есть машина. Немногочисленные владельцы автомобилей почти все были сомалийцами. Когда я называла пункт назначения, надо мной или смеялись, или заламывали астрономическую сумму.

На второй день поисков я случайно встретила моего тогдашнего спасителя Тома, который нашел и привел моего масаи. Ему тоже хотелось узнать, куда пропал Лкетинга. Он меня внимательно выслушал и сказал, что попробует раздобыть автомобиль, потому что из-за цвета моей кожи сумма проезда увеличится в несколько раз. И действительно, вскоре после полудня мы оба уже сидели в «лендровере», который он арендовал вместе с водителем за двести франков. Перед отъездом я сообщила Джеймсу, что его помощь мне не понадобится.

«Лендровер» проехал по Маралалу и свернул на пустынную красную дорогу. Вскоре мы оказались в непроходимом лесу с огромными деревьями, опутанными лианами. Лес был такой густой, что видимость составляла не более двух метров. Да и дорогу через некоторое время мы узнавали только по колее. Все вокруг заросло. Сидя на заднем сиденье, я почти ничего не видела. Только временами, на крутых поворотах, я замечала, что дорога то резко поднимается вверх, то спускается вниз. Через час мы выехали из леса и оказались у каменистого склона. Уж дальше-то мы точно не проедем, подумала я. Мои спутники вышли из машины, отодвинули несколько камней, и «лендровер» медленно загромыхал по заваленной камнями дороге. Здесь я окончательно убедилась в том, что цена за проезд вовсе не была завышена. Если нам удастся вскарабкаться наверх и при этом не угробить автомобиль, это будет настоящее чудо. Вскоре мы одолели склон. Наш шофер оказался превосходным водителем.

Иногда мы проезжали мимо маньятт, детей, козьих и коровьих стад. Я места себе не находила от волнения. Когда мы наконец приедем? Здесь ли мой любимый – или все усилия были напрасны? Есть ли у меня еще шанс? Я тихо молилась. Наконец мы пересекли широкое русло реки, и через два-три поворота я увидела простые хижины, а сверху, на холме, огромное здание, возвышавшееся над ландшафтом как оазис, зеленый и красивый. «Где мы?» – спросила я своего спутника. «Это селенье Барсалой, а там наверху – миссия. Но сначала мы зайдем в маньятты и посмотрим, дома ли Лкетинга», – объяснил он.

Мы проехали мимо миссии, и я подивилась обилию зелени вокруг здания, ведь местность здесь была засушливая, как в степи или полупустыне.

Через несколько сотен метров мы свернули на ухабистую дорогу, и через две минуты машина остановилась. Том вышел и сказал, чтобы я шла за ним. Водителя мы попросили подождать. Под большим плоским деревом сидело множество взрослых и детей. Мой спутник подошел к ним, а я осталась ждать в стороне. Все внимательно смотрели на меня. После долгого разговора с одной пожилой женщиной он вернулся и сказал: «Коринна, идем, его мама говорит, что Лкетинга здесь». Мы прошли через высокий колючий кустарник и увидели три простые хижины, установленные примерно в пяти метрах друг от друга. Перед третьей из земли торчали два копья. Том указал на них и сказал: «Он здесь, внутри». Заметив, что я не в силах двинуться с места, он нагнулся и вошел в хижину. Я следовала за ним по пятам и ничего не видела из-за его широкой спины. Том произнес несколько слов, и я услышала голос Лкетинги. Не выдержав, я протиснулась вперед. То, как удивленно и радостно посмотрел на меня Лкетинга, я не забуду никогда. Он лежал в крошечной хижине на подстилке из коровьей шкуры за дымным костром – и внезапно рассмеялся. Том посторонился, насколько это было возможно, и я бросилась в распростертые объятия моего масаи. Мы долго не выпускали друг друга. «Я всегда знать, если ты меня любишь, ты придешь ко мне домой».

Эта встреча была самым прекрасным мгновением в моей жизни. В ту минуту я поняла, что останусь здесь, пусть даже у нас нет ничего, кроме нас самих. Лкетинга будто прочел мои мысли и сказал: «Теперь ты моя жена, ты остаться со мной как жена-самбуру». Я была на седьмом небе от счастья.

Мой спутник скептически посмотрел на меня и спросил, уверена ли я, что не хочу вернуться в Маралал на «лендровере». Он предупредил, что мне будет очень трудно. Есть здесь почти нечего, спать придется на земле. Пешком до Маралала мне не добраться. Мне это было безразлично, и я сказала: «Где живет Лкетинга, там смогу жить и я».

На мгновение в хижине стало темно. Через узкий вход в маньятту пробралась мама Лкетинги. Она села на землю перед очагом и долго смотрела на меня мрачным взглядом. Все молчали, и я понимала, что это решающая минута. Мы сидели, взявшись за руки, и наши лица пылали от волнения. Если бы от них можно было зажечь огонь, в хижине стало бы светло, как днем.

Лкетинга обменялся с ней парой фраз, я разобрала только «мзунгу» и «Момбаса». Мама не сводила с меня глаз. У нее были совсем черная кожа и бритая голова правильной формы. На шее и в ушах пестрели разноцветные кольца из бус. Она была полная, с ее обнаженного торса свисали огромные длинные груди. Ноги прикрывала грязная юбка.

Внезапно она протянула мне руку и сказала: «Джамбо». Затем произнесла длинный бурный монолог. Я посмотрела на Лкетингу. Он рассмеялся: «Мама дала нам свое благословение, мы можем остаться в ее хижине». Я забрала из «лендровера» свою сумку и попрощалась с Томом. Когда я вернулась, вокруг хижин уже столпилось множество людей.

Ближе к вечеру раздался звон колокольчиков. Мы вышли на улицу, и я увидела огромное козье стадо. Большинство животных проходило мимо, другие сворачивали в наш загон, огороженный колючими ветками. Когда в центре крааля собралось около тридцати животных, его плотно закрыли колючим кустарником. Мама взяла сосуд из тыквы и пошла доить коз. Как я позднее узнала, полученного молока едва хватало на чай. За стадом ухаживал мальчик лет восьми. Испуганно глядя на меня, он сел возле маньятты и залпом выпил два стакана воды. Это был сын старшего брата Лкетинги.

Через час стемнело. Мы сидели вчетвером в маленькой маньятте. Мама впереди у входа, рядом с ней – трехлетняя Сагуна, младшая сестра мальчика. Она испуганно жалась к бабушке, которая теперь была ее мамой. Лкетинга объяснил, что первую дочь старшего сына, когда она становится взрослой, отдают бабушке как своего рода пособие на старость. В ее обязанности входит собирать дрова и приносить воду.