Коринна Хофманн - Белая масаи

Около полуночи представление завершилось, и масаи стали разъезжаться. Лкетинга подошел к нам и с гордостью показал деньги, вырученные от продажи украшений. Нам сумма показалась ничтожной, а ему она обеспечивала проживание на ближайшие несколько дней. Прощание вышло очень трогательным, ведь рано утром Джелли и Эрик должны были выехать из отеля. Лкетинга взял с моего брата обещание вернуться: «Вы теперь мои друзья!» Джелли крепко обняла меня, расплакалась и сказала, чтобы я была осторожна, как следует все обдумала и через десять дней возвращалась в Швейцарию. Скорее всего, она мне не верила.

Мы пошли домой. На небе сияли тысячи звезд, но луны не было. Несмотря на непроглядный мрак, Лкетинга уверенно вел меня к деревне. Чтобы не потерять его из виду, я крепко ухватилась за его руку. Неподалеку от деревни на нас из темноты с громким лаем выскочила собака. Лкетинга издал несколько коротких резких звуков, и пес убрался восвояси. Войдя в хижину, я принялась на ощупь искать фонарь. Найдя его, я стала искать спички, чтобы зажечь керосиновую лампу. На мгновение я подумала, как же в Швейцарии все просто. Там есть уличные фонари, электрический свет – и все происходит как будто само собой. Я очень устала и хотела спать, но Лкетинга вернулся с работы, был голоден и сказал, чтобы я приготовила ему чай. Я вспомнила, что чай всегда готовила Присцилла! В полутьме я залила спирт. Взглянув на чайную заварку, я спросила: «Сколько?» Лкетинга рассмеялся и высыпал в кипящую воду треть упаковки. Позднее он добавил туда сахар. Не две, не три ложки, а целую чашку. Я удивилась и подумала, что теперь-то этот чай точно нельзя будет пить. Однако он оказался почти таким же вкусным, как у Присциллы. Я поняла, что такой напиток вполне может заменить прием пищи.

Следующий день я провела с Присциллой. Мы собирались заняться стиркой, а Лкетинга решил поехать на северное побережье, чтобы узнать, в каких отелях состоятся танцевальные представления. Он не спросил, хочу ли я поехать с ним.

Я пошла с Присциллой к колодцу и попыталась, как и она, дотащить до хижины двадцатилитровую канистру с водой. Задача эта оказалась не из легких. Чтобы наполнить канистру, нужно было опустить трехлитровое ведерко в колодец на глубину примерно пять метров и подтянуть его наверх. Затем жестяной кружкой нужно было черпать воду из ведерка и заливать в узкое горлышко канистры. Действовать следовало крайне аккуратно, чтобы не расплескать драгоценную влагу.

Наполнив свою канистру, я постаралась дотащить ее до хижины, расположенной примерно в двухстах метрах от колодца. Я всегда считала себя крепкой женщиной, но эта задача оказалась мне не по силам. Присцилла двумя-тремя ловкими движениями водрузила канистру себе на голову и непринужденно направилась к лачуге. Пройдя половину пути, она вернулась и отнесла мою канистру. У меня начали болеть пальцы. Этот ритуал мы проделали несколько раз, потому что здешнее «Омо» оказалось очень пенистым. Ручная стирка в ледяной воде, отягченная швейцарской обстоятельностью, скоро оставила следы на костяшках моих пальцев. Через некоторое время они стерлись до крови, вода стала больно обжигать. Все ногти поломались. Я валилась с ног от усталости, у меня невыносимо болела спина, и Присцилла закончила стирку за меня.

Тем временем было уже далеко за полдень, а мы еще ничего не ели. Да и что было есть? В доме мы никаких запасов не держали, чтобы не подвергать себя атакам мышей и жуков. Продукты ежедневно закупались в магазине. Несмотря на невыносимую жару, мы отправились в путь. До магазина было полчаса ходьбы, при условии, что Присцилла не станет разговаривать с каждым встречным.

Судя по всему, здесь в качестве приветствия было принято говорить «Джамбо», после чего следовал подробный отчет о жизни всей семьи.

Дойдя наконец до магазина, мы купили рис, мясо, помидоры, молоко и даже мягкий хлеб. Теперь нам предстояло проделать длинный путь обратно и заняться приготовлением пищи. Наступил вечер, а Лкетинга все не возвращался. Когда я спросила Присциллу, не знает ли она, когда он вернется, она рассмеялась и ответила: «Нет, я не могу спрашивать мужчину-масаи!» Страшно уставшая от непривычной работы на жаре, я прилегла в прохладной хижине, а Присцилла как ни в чем не бывало занялась готовкой. Наверное, я чувствовала себя такой вялой потому, что целый день ничего не ела.

Я скучала по своему масаи, без него мир казался тусклым и неинтересным. Наконец, незадолго до наступления темноты, он ловко проскользнул в хижину, и я услышала привычное «Привет, ты как?». Немного обиженно я ответила: «Не очень хорошо!», после чего он испуганно спросил: «Почему?» Обеспокоенная выражением его лица, я решила не обсуждать его длительное отсутствие, поскольку из-за плохого знания английского это привело бы лишь к недоразумениям. Поэтому, указав на живот, я ответила: «Живот!» Он улыбнулся и сказал: «Может, ребенок?» Рассмеявшись, я покачала головой. Такая мысль мне и в голову не могла прийти. Я принимала пилюли, даже о существовании которых он наверняка не догадывался.

Мы пришли в отель, в котором, как нам сказали, жил масаи с белой женой. Мне в это верилось с трудом, но было безумно интересно, ведь я могла бы эту женщину о многом расспросить. Однако встреча меня разочаровала. Масаи выглядел как «обычный» швейцарец. Он был старше Лкетинги, и вместо украшений и традиционной одежды на нем был дорогой, пошитый на заказ костюм. Женщине было уже под пятьдесят. Завязалась оживленная беседа, и Урсула, немка, спросила: «Что? Ты хочешь переехать сюда и жить с этим масаи?» Я кивнула и робко спросила, какие у нее есть возражения. «Знаешь, – сказала она, – мы с мужем вместе уже пятнадцать лет. Он юрист, но немецкий менталитет для него по-прежнему загадка. А теперь посмотри на Лкетингу. Он не ходил в школу, не умеет читать и писать, почти не говорит по-английски. Он понятия не имеет о традициях и обычаях Европы и никогда не слышал о твоей безукоризненной Швейцарии. Ваши отношения заранее обречены!» Здесь у женщин нет вообще никаких прав, добавила она. Для нее не может быть и речи о том, чтобы жить в Кении, а вот проводить здесь отпуск – просто замечательно. Мне следовало бы сейчас же купить Лкетинге новую одежду – не может же он ходить со мной по улице в таком виде.

Она все говорила и говорила, описывая проблемы, с которыми мне предстоит столкнуться, и мне становилось все тоскливее. Ее муж тоже считал, что будет лучше, если Лкетинга приедет ко мне в Швейцарию. Я же себе этого не представляла, и моя интуиция предостерегала меня от такого развития событий. Однако мы приняли предложенную помощь и на следующий день поехали в Момбасу, чтобы подать заявление о выдаче Лкетинге паспорта. Когда я выразила свои опасения, Лкетинга спросил, нет ли у меня мужа в Швейцарии, иначе мне бы, наверное, не составило труда взять его с собой. При этом десятью минутами ранее он сказал, что вообще не хочет уезжать из Кении, потому что не знает, где находится Швейцария и какая у меня семья.