Маргарита Былинкина - Всего один век. Хроника моей жизни

Журнал заключил со мной официальный договор о переводе.

Вот он, мой самый первый авторский Договор почти пятидесятилетней давности. Три листочка желтой бумаги плохого качества и машинописный текст, который в целом повторяет положения о правах и обязанностях обеих сторон в современных договорах. Приведу лишь его начало и один примечательный параграф № 9, навсегда канувший в Лету после Перестройки.

«Договор №

гор. Москва 1957 г. 9 января

Издательство «Известий Советов депутатов трудящихся СССР», именуемое в дальнейшем «Издательство», в лице зам. главного редактора журнала «Иностранная литература», Дангулова Саввы Артемовича, с одной стороны, и гр. Былинкиной Маргариты Ивановны, с другой стороны, заключили настоящий договор в нижеследующем:

1. — «Автор» передает «Издательству» исключительное право на издание и распространение путем напечатания в книжках издаваемого «Издательством» ежемесячного журнала «Иностранная литература» перевод романа Луиса Ландинеса «Дети Максима Худаса». <���…>

3. — За предоставление указанного в § 1 исключительного права «Издательство» обязуется уплатить «Автору» гонорар в размере 1.000 (Одна тысяча) рублей за авторский лист, а всего 8.000 (Восемь тысяч) рублей. <���…>

9. — Если принятое «Издательством» произведение «Автора» не будет выпущено в свет в силу запрета со стороны Главлита, то «Издательство» возвращает «Автору» ненапечатанную рукопись, и договор считается расторгнутым без права «Автора» на получение гонорара за предоставленную рукопись. <���… >

Подписи:

С. Дангулов

М. Былинкина

Слава Богу, «Главлит» Испанию пропустил, и я получила первую в жизни внушительную сумму, в четыре раза превысившую мою в целом приличную зарплату.

Роман «Дети Максима Худаса» на первый взгляд был легок и прост, но именно изящество стиля требовало при переводе немалого профессионального писательского опыта. Я же, научившись в редакции править чужой, в основном публицистический текст, плохо видела саму себя со стороны и, перелагая испанский текст, оказалась в плену у языка-оригинала. Поэтому я онемела от изумления, когда Савич возвратил мне мой перевод. Рукопись была не просто исправлена, а, как мне показалось, исковеркана и измазана черными чернилами. Обаятельный Овадий Герцович смотрел на меня добрыми голубыми глазами и мягко говорил: «Здесь более подходит слово «мысль», а не «идея». В языке крестьян нет слова «идея»… А вот здесь… И здесь…»

Роман Ландинеса был опубликован в № 7–8 журнала «Иностранная литература» в 1957 году и в «Худлите» в 1958 г. Это — моя первая переводческая работа.

Я с удовольствием постигала азы художественного перевода, с еще большим вниманием читая переводные работы опытных мастеров из так называемой школы Ивана Кашкина, переводившего романы Хемингуэя. Меня увлекала перспектива приобщения к этому виду литературного искусства, но незащищенная диссертация беспокоила, висела тяжелой гирей на ногах. Предстояло еще написать и опубликовать статьи по теме диссертации, хотя лингвистика уже отходила в прошлое, и появился новый большой интерес. Только мама, никогда не вмешивавшаяся в мои дела, время от времени напоминала: «Надо бы завершить начатое, ученая степень нужна в нашей жизни…»

Случайная встреча с профессором Будаговым на Большой Никитской встряхнула меня, напомнив о моем «хвосте».

Рубен Александрович стоял, смотрел на меня грустными армянскими глазами и почти молил: «Одну, ну две статьи…» Меня бросило в жар от стыда. Он поверил в меня, у него никогда еще не было аспирантов, не защитивших диссертацию, а я ведь, между прочим, оказалась в «Иностранке» фактически благодаря ему. И я твердо решила доделать дело, которое, правда, доделывалось еще несколько лет.

Именно в это время, в 58-м году, мне удалось совершить первый вполне самостоятельный прорыв в переводе. Вдруг, именно «вдруг» мне открылись многие тайны этого искусства.

Вера Николаевна Кутейщикова посоветовала Валерию Сергеевичу Столбову, заведующему редакцией Испании и Латинской Америки издательства «Художественная литература», дать на перевод мне и Наталии Леонидовне Трауберг (в ту пору тоже начинающему переводчику) нашумевший за границей роман «Сеньор Президент» гватемальского писателя Мигеля Анхеля Астуриаса, который позже стал лауреатом Нобелевской премии по литературе 2 2 Подробнее о переводческих опытах см. гл. 5 и 6. . Н.Трауберг переводила первую часть романа, я — вторую, а также отредактировала обе части.

Интересно, что я приступила к работе над второй частью книги, не зная, о чем идет речь в самом начале и не ведая об особенностях авторского стиля. Надо сказать, что Астуриас был одним из основоположников магического реализма, о котором у нас ни переводчики, ни читатели еще слыхом не слыхивали. К счастью, переводчики уловили дух, стиль и смысл этой прекрасной вещи, которая имела успех и впоследствии много раз переиздавалась, начиная с «Худлита» (59 год) и кончая «Панорамой» (2000 год).

Эта работа, которая удалась, заставила меня сделать для себя два вывода. Во-первых, художественный перевод требует максимально точного воспроизведения стилистических особенностей и смысловых нюансов оригинала и отвергает отсебятину (именно поэтому нам с Трауберг, которая тоже придерживалась этого принципа, удалось сделать в общем единую вещь, хотя мы переводили ее разные части). Во-вторых, стало ясно, что мне легче одолевать красочный и образный язык писателя-живописца с его аллюзиями и потайным смыслом, чем прозрачный и ясный язык писателя-акварелиста с незатейливой речью. Ландинес преподал мне первый полезный урок, но Астуриас открыл мне мои собственные предпочтения и возможности.

Отныне надо было ухитряться ехать в тарантасе, в который были впряжены лебедь, рак и щука — «долг», «работа» и «увлечение». Иными словами, одновременно писать статьи по диссертации, составлять и редактировать литературную хронику в журнале и заниматься художественным переводом с испанского на русский.

К счастью, работа в редакции начиналась в полдень, и нам предоставлялся один свободный «творческий» день, да еще был месячный отпуск, когда тоже можно было заниматься только своими делами. Когда мы с мамой были летом 58-го года в Ялте, там я и начала переводить «Сеньора Президента». Прочитав очередное Витюшечкино письмо, я брала книгу, словарь, коврик, и мы шли в дикий парк Чукурлар, «на горку», где усаживались под какой-нибудь сосенкой на сухую ароматную траву. Жаркий пьянящий дух чабреца приносил удивительную ясность мысли, и легко находились краски, масляные краски, какими писались астуриасовские образы на русском полотне.