Маргарита Былинкина - Всего один век. Хроника моей жизни

Дорога к Теотиуакану вьется между сосновыми борами, мохнатые красностволые сосны то вплотную подступают к шоссе, то взбираются на пригорки, становясь под солнцем еще выше и краснее. Руины древнего города — развалины холмов, домов и пирамид — рассекает четырехкилометровая Дорога Мертвых. Вдоль этого некогда шумного индейского проспекта молча и величественно возвышаются лишь отдельные сохранившиеся гигантские сооружения, в том числе Пирамида Луны, Пирамида Солнца и Пирамида Кецалькоатля.

Когда смотришь на их остроконечные вершины, так и кажется, что там, наверху, на фоне синего неба, копошатся фигурки индейских жрецов, высекающих обсидиановым ножом сердце из живой жертвы.

Когда видишь и трогаешь руками немыслимо огромные и гладко обтесанные глыбы, из которых выложена Пирамида Кецалькоатля, перед глазами тянутся вереницы рабов-индейцев, строивших это бессмертное чудо. Воистину, лучше один раз увидеть, чем сто раз перевести с испанского повесть о событиях тех времен. Но, увидев, невольно задаешься вопросом: как могли индейцы не только волочить по земле неведомо где взятые массивные камни, но и громоздить их друг на друга до почти семидесятиметровой высоты?

Невольно начинаешь думать, что подобная работа была бы скорее под силу каким-нибудь великанам-атлантам, которые к тому же обладали способностью уменьшать силу земного притяжения и убавлять тяжесть предметов. Впрочем, и такая версия существует…

Взобравшись на первую ступень пирамиды, я не могла отделаться от давнего, знакомого мне с молодости, ощущения нереальности: «Неужели я вправду здесь, в Мексике? Вот сейчас, в эту самую минуту, стою на Пирамиде Кецалькоатля?..»

Спустившись с небес на землю, я, чтобы впоследствии убеждаться, что это была не галлюцинация под воздействием пульке или текилы, подобрала один из красных каменных осколков, валявшихся под огромным изваянием оскаленной змеиной головы Кецалькоатля, украшающей фронтон пирамиды.

В самом центре Мехико, где ведутся археологические раскопки древнего Теночтитлана и где уже обнаружены руины другого святилища Кецалькоатля, я тоже приобщилась к древности, прихватив там кусочек — нет, не камня, а непонятного строительного материала, похожего на черный пористый туф. Чего только не придумали и не сделали древние умельцы, чтобы навечно остаться в истории.

Гостеприимные власти предложили мне совершить поездку на полуостров Юкатан на юге Мексики, где сохранился древний город другой великой народности майя — Чичен-Ица с Пирамидой Кукулькана. Хотя Кукульканом индейцы майя называют того же Кецалькоатля, с меня было достаточно обозрения двух его родных пирамид, и я предпочла съездить в городок Оахаку, взглянуть на древний центр культуры еще одной крупной мексиканской народности — сапотеков.

Городок Оахака или, как его называют местные жители, Гуахака, — чудесное местечко, расположенное в горной долине реки Атояк. Меня поселили в уютной маленькой гостинице, прилепившейся к крутому горному склону. Из широкого окна открывался вид на красный ковер черепичных крыш Оахаки, лежащий где-то внизу, и на противоположную зеленую стену горы, из-за которой утром вставало солнце.

Впервые в жизни я, совслужащая, почувствовала себя кем-то вроде богатой американской туристки. В ресторанах вкушаешь всякую снедь, в отелях, не глядя, подписываешь счета, к подъезду для поездок подкатывает лимузин. Но однажды именно там, в отеле Оахаки, я ощутила себя даже не туристкой, а по меньшей мере голливудской звездой.

Вернувшись с прогулки вокруг гостиницы, открываю дверь в свой номер… и тут же ее захлопываю: «Не туда попала!»

Нет, вполне «туда». С опаской вхожу и застываю перед великолепным, живым и объемным натюрмортом. На круглом столике стоит большая корзина цветов: пышные белые хризантемы, розовые астры, какие-то голубые, желтые и пушистые экземплярчики местной тропической флоры в зеленом орнаменте. Справа от цветочной корзины — изящная плетенка со всякими румяными и желтыми плодами. Слева — вторая такая же плетенка с засахаренными фруктами и местными сладостями. Среди цветов — визитная карточка президента Мексики.

До того, как разрушить этот живописный и вкусный ансамбль, я запечатлела его на фотопленке. Как-никак, а приятно быть подопечной президентской администрации.

На гору Монте-Альбан, что неподалеку от Оахаки, молодой директор местного музея повез меня на своей машине к самому заходу солнца. Время было выбрано специально, с расчетом на визуальный эффект.

Действительно, когда мы въехали на плоскую вершину горы, где находятся каменные остовы храмов, дворцов и невысоких пирамид, окружающие пустошь, — былую главную площадь ансамбля, — все они тонули в зловещем красном зареве. И невольно душу охватил мистический ужас, будто вдруг попадаешь в далекие прошлые века и вот-вот станешь свидетелем какого-то таинственного и страшного жреческого обряда…

Несмотря на свой солидный возраст, я довольно легко вскарабкалась на первый ярус пирамиды, присела на каменный уступ, и теперь уже мне представлялось, будто сидишь на индейском стадионе и на открытое поле сейчас выскочит толпа индейцев, древних игроков в «пелоту», маленький твердый мяч.

По возвращении в Мехико я собиралась поближе познакомиться со столицей и совершить что-нибудь полезное.

Дело в том, что билет на самолет мне оплатил институт, я считалась в научной командировке и надо было представить отчет о «проделанной работе».

Серхио Питоль, который был не только атташе посольства, но и директором Департамента международных отношений ИНБА, устроил мне свидание с руководителями центров по изучению народной культуры Мексики. После посещения Оахаки с ее археологическими памятниками и районом современных народных ремесел, после знакомства с сапотекской деревней, основательно пропитавшись мексиканским духом, я почувствовала, что у меня вдруг возник не «подотчетный», а подлинный интерес к мексиканскому фольклору.

Встречи в Генеральной дирекции народных культур Министерства народного образования, в Национальном институте индеанистики и в Институте антропологии не только еще больше подогрели мой интерес к самобытным культурным традициям Мексики, но и породили дерзновенные идеи в отношении моей дальнейшей работы в Институте Латинской Америки.

Действительно, если, по утверждению известного мексиканского социолога-специалиста Феликса Баэса, «наиболее стойкой формой мексиканской самобытности остается культура речи, где на основе смешения индейских языков с испанским и в результате взаимодействия очень разных образов и понятий преображаются или заново слагаются пословицы, поговорки, легенды…», то почему бы не создать в ИЛА новый сектор, сектор изучения народных культур? И не только Мексики, но и других стран Латинской Америки?