Вальтер Дорнбергер - Фау-2. Сверхоружие Третьего рейха. 1930–1945

Если отбросить обычные, хотя и льстящие нам преувеличения, и того, что осталось в речи, было достаточно, чтобы мы чувствовали себя гордыми и счастливыми.

Мне никогда не довелось увидеть отчет профессора Петерсена. Месяц спустя в министерстве вооружений была создана комиссия по строительству бомбардировщиков дальнего действия. Комиссия получила указание министерства способствовать строительству ракетных снарядов полностью автоматических или на дистанционном управлении. Она была укомплектована ведущими специалистами министерства вооружений, тяжелой индустрии, министерства авиации, штаба артиллерийского управления и командования армии резерва. Включены были и несколько специалистов фирм, принимавших участие в строительстве. А председателем комиссии был профессор Петерсен!

Настал март 1943 года. Дегенколб с неиссякающей энергией приводил свою организацию в рабочий порядок. Начиная с декабря 1943 года он намеревался ежемесячно выпускать 300 «А-4» на каждом из трех заводов – в Пенемюнде, на предприятии Цеппелина в Фридрихсгафене и на заводе Ракса в Винер-Нойштадте. Беспрерывно происходили поездки, конференции и дискуссии.

Стали ясны и методы работы Дегенколба. Его нельзя было заставить действовать на каких-то определенных условиях. Для него не существовало ни опытных специалистов, ни общепринятых «путей», ни каких-либо ограничительных рамок. Он вел переговоры через голову начальства с любым, кто его устраивал, и посылал людей туда, куда ему было нужно, не обращая ни малейшего внимания на работу, которой они должны были заниматься в это время. Импульсивный, темпераментный и самонадеянный, он бесцеремонно вмешивался в любую ситуацию, если считал это необходимым, дергал за все ниточки, которые, по его мнению, могли ему помочь добиться своего, выпрашивал, увольнял или обменивался специалистами, не имея никакого особого мандата от министерства вооружений, дававшего ему такие права. Он изрыгал оскорбления, проклятия и угрозы и отказывался входить в подробности. Преисполненный чрезмерного тщеславия, он не доверял никому и был озабочен лишь тем, чтобы все ценили его репутацию как непревзойденного знатока. Даже сильные личности, сотрудничая с ним, или впадали в отчаяние, или увольнялись. Выдающиеся руководители промышленности были вынуждены или преклонять перед ним колени, или прибегать к дипломатическим уверткам и обманам, чтобы уцелеть. Он пускал в ход бесконечные потоки угроз, запугивая людей, подобно рабовладельцу.

Система Дегенколба успешно срабатывала в промышленности локомотивостроения, которая оставалась достаточно эффективной, хотя на нее годами не обращали внимания. Тем не менее нашей продукции еще не существовало; не хватало квалифицированных рабочих и еще меньше было опытных инженеров. Кроме того, различные компоненты «А-4», особенно электрооборудование, были куда сложнее, чем оснащение локомотива. Технических знаний Дегенколба было явно недостаточно, дабы понять, что мы имеем дело не с такими сравнительно несложными объектами, как локомотив, а с исключительно тонкими механизмами, как, например, потенциометрами с тонкими, как волосок, проводками, заслужившими название «мушиных ножек». Он был не в состоянии понять смысл нашей деятельности.

Штат в Пенемюнде был слишком мал, чтобы начать выпуск продукции. Стали сказываться результаты пренебрежительного отношения. Реорганизации и решительный натиск в то время ничего не могли дать. Методы Дегенколба запоздали и были обречены на неудачу. В своих стараниях он преуспел не больше, чем мы, когда, выкручиваясь изо всех сил, мы пытались незамедлительно получать материалы, конструкторов и знающих инженеров. Он нуждался в том, чего мы в Пенемюнде просили с самого начала – статуса высшего приоритета.

Его упрямое мышление отказывалось признавать эти факты. Поскольку ему не хватало интуиции, а также опыта работы в нашей высокоспециализированной области науки, он решил справиться с этими трудностями, просто отбросив их. Он отгородился от всех просьб и увещеваний, как бы ни были они справедливы. Он искренне верил, что со временем сможет найти решение всех проблем, не видя, что этого времени у нас уже не осталось. Он требовал выполнения плана выпуска продукции, чего Пенемюнде не могло обеспечить. Его программа висела в воздухе, поскольку фундамента, на котором он предполагал строить свои замыслы, не существовало. Мы предвидели возникновение всех этих сложностей и постоянно обращали внимание на их причины. Но с тем же успехом мы могли общаться с каменной стеной. Результатом были лишь споры, упреки и категорическое расхождение во мнениях между моими отделами и Дегенколбом. Подозрения, жалобы и склоки начинали разъедать коллектив. Нас ждала полная катастрофа.

Наконец я понял, что есть только один путь покончить с ссорами между Пенемюнде, Дегенколбом и его специальным комитетом. Дегенколб должен заниматься существующей организацией и находиться в моем подчинении.

Министр из принципиальных соображений отверг эту идею. Невозможно, сказал он, чтобы кто– либо из сотрудников его министерства оказался в подчинении у армейского офицера. Он не может меня назначить и своим представителем, наделив соответствующими министерскими полномочиями. Прошло еще восемнадцать месяцев, в течение которых кризис все обострялся, прежде чем Шпеер обратил внимание на эту нездоровую ситуацию. Единственное действие, которое он предпринял незамедлительно: на совещании четко и однозначно определил мое и Дегенколба положение.

Шпеер открыл встречу следующими словами:

– Господа, я хотел бы для самого себя раз и навсегда определить положение, в котором оказался полковник Дорнбергер, как представитель армии в программе «А-4». Если я, как архитектор и художник, продумал замысел и начертил облик определенного здания – например рейхсканцелярии – со всеми его художественными и техническими деталями, а строитель, который взялся возводить, скажем, мозаичный зал, самостоятельно решил просто покрыть стены побелкой, а не облицевать их красным мрамором, то тогда, господа, вы не должны осуждать меня, если я скажу, что имею право дать ему по носу. Полковник Дорнбергер находится точно в таком же положении, в котором оказался бы я по отношению к строителю.

Сомневаюсь, чтобы это изысканное сравнение произвело большое впечатление на Дегенколба. С тем же успехом можно было горошинами стрелять в гиппопотама. Дегенколб признавал только тех, кого боялся. Его позиция оставалась достаточно сильной.

В ходе этой встречи Шпеер придумал, как по– другому подойти к Гитлеру. У меня снова появилась надежда. Стоял март 1943 года, и на берегу Ла-Манша уже начались работы по возведению бункеров для ракет.