Александр Филоник - Тогда в Египте... (Книга о помощи СССР Египту в военном противостоянии с Израилем)

Перед тем как отправиться в путь, полковнику Нагати вздумалось проверить у Ахмеда автомат «Порт-Саид» египетского производства, представлявшего собой небольшую трубку с дырочками, который валялся в ногах у водителя. Затвор заржавел, не передергивался, автомат был небоеспособным. Крайне недовольный, тем более в присутствии русских, Нагати употребил власть и объявил Ахмеду 15 суток «калабуша». Можно было подумать, что «Порт-Саид» мог спасти нас. Забегая вперед, отмечу, что по прибытии в Хайкстэп Ахмед отсидел положенный срок. Отправляясь в путь, Ступин шепнул мне на ухо: «Чуть чего, не строй из себя Космодемьянскую или Матросова, падай на землю и не рыпайся. Надо будет, поднимай руки вверх».

Тронулись. Ехали с малыми огнями. Дорога едва просматривалась. Темень жуткая. Напряжение до предела. До боли вглядывались в дорогу, которая никак не кончалась. В таком состоянии мы проехали несколько десятков километров. Вдали светлело, вскоре мы выскочили на кенский простор. Справа показался строившийся аэродром…

Вскоре дивизию перебросили в Кену, частью железной дорогой, частью своим ходом. Угнали туда и голубой рафик, который нас возил из Наср-сити в Хайкстэп и обратно. В Кене началась жара. В истираху мы наведывались только помыться и немного отдохнуть. Постоянно проживать в ней нам не пришлось, хотя работали всего в 5–6 км от гостиницы.

Дивизия постепенно обживалась, закапывалась в пустыне. Каждый день здесь обнаруживались 20–30 пострадавших от укусов скорпионов, которыми кишела местность. Практически под каждым камнем, на который приседал солдат, находился свой скорпион. В блиндаже, отведенном для нас, мы спасались от них тем, что привязывали банки с керосином к ножкам кровати. В малые (так назывался блиндаж по-арабски) и так было душно, а тут еще испарения керосина.

Работы было много. Товарищу Виктору, как всегда, было до всего дело. Каждый день объезжали почти все расположение дивизии. Начались учения. Это означало, что мы должны были на газике следовать за наступающими танками, бронетранспортерами и пешими стрелками. В душной белой пыли, белой от того, что в пустыне под Кеной преобладал светлый камень («залят»), который дробился под танками и машинами и окрашивал воздух в белый оттенок. В горле постоянно першило от пыли и песка, жара была неимоверная: ведь тысяча километров южнее Каира. Постоянно хотелось пить. Жиркель, или канистра с водой, находилась всегда с нами.

Как тогда говорили, мы сидели на арабском котле, то есть питались вместе с египтянами. Похлебки, то есть первого блюда — супчика какого-нибудь, почти не было. На второе — мясо с картошкой (или рисом) или фаршированные голуби. В Египте голубей хватает: башни для промышленного разведения голубей — необходимая часть деревенского пейзажа. Но вот беда — есть я голубей не мог, как-то не приучили дома. Так, поковыряешь немного и все. Да и аппетита не было — в такой жаре и пыли. Не способствовала аппетиту картина, когда египетские солдаты сидели в кузове машины на горе кукурузных лепешек прямо с ботинками.

Сигареты да чай. Как говорится, просвечивал насквозь. Так прошло несколько месяцев.

В этот момент избавление от этого кошмара пришло в виде моего друга, однокурсника Игоря Т.

Как-то утром меня будит Виктор Гаврилович: «Иди, там, наверху тебя твой друг ждет». Поднимаюсь по ступенькам малый, смотрю — стоит Игорь Т. в длиннющей почему-то шинели, как у Дзержинского. Обнялись. Игорь: «Пивка бы сейчас. Посидим, поговорим. Есть что рассказать». Но пиво было в Кене. Тем не менее, разговор состоялся.

Из двух арабских групп (18 человек) нас с Игорем только двоих призвали в армию. Остальные — в МИД, в аспирантуру, кого куда, но не в армию. Меня сразу ГУК наметил в 10-е управление Генштаба, в/ч 44 708 «А», то есть на выезд. Четыре дня, правда, уговаривали сотрудники генерала Сидорова поехать в Алжир. Я учился в арабо-французской группе, а тут, видишь ли, приспичило Главному военному советнику в Алжире иметь при себе переводчика с арабским и французским языком. Четыре дня отбивался от Алжира и просился в Египет. Стали уже посматривать с подозрительностью: чего это он не хочет ехать в спокойный средиземноморский Алжир, а уперся в Египет, где вовсю идут боевые действия, хотя бы артиллерийские перестрелки через канал, активничает авиация и ВМФ? Уж не хочет ли он сигануть через канал?

Тогда бежать за границу было модно. Во время нашей стажировки в Каирском университете после 4-го курса драпанули за рубеж два наших однокурсника — один в Пакистан, другой во Францию (последний прислал письмо ныне покойному директору ИВЯ Сан Санычу Ковалеву из Парижа с просьбой прислать ему справку об окончании 4-х курсов!). Когда мы получили в Каире известие об их побеге, жутко заволновались, считая, что нас непременно вышлют из Египта в Москву.

Так или иначе, мне удалось убедить сотрудников генерала Сидорова в том, что я уже был в Египте, знаю египетский диалект, написал дипломную работу по этой стране, хочу по ней же писать кандидатскую диссертацию. 26 августа 1969 г. я вылетел в Каир.

Игорь Т., получив звание лейтенанта, был оставлен работать преподавателем арабского языка в ВИИЯК. Однако в начале 1970 г. был включен переводчиком в состав участников операции «Кавказ». Его прикрепили к узлу связи и к госпиталю. Плыл морем. На корабле познакомился с офицерами, связистами и врачами.

В Египет он прибыл во второй раз. Перед этим еще студентом работал здесь военным переводчиком. Хорошо знал страну, еще лучше ее столицу. Через несколько дней после прибытия группа офицеров узла связи вместе с Игорем Т. знакомилась с достопримечательностями Каира, побывала на пирамидах и в других местах.

Парни изрядно повеселились, нарушили режим пребывания, тем более связанный с секретностью операции. Словом, старшего по званию отправили в Союз в 24 часа, остальных офицеров связистов тоже наказали, Игоря Т. — «гида» компании — сослали в Кену.

Я, соответственно, вновь попал в Маншиет аль-Бакри. Характер работы несколько поменялся. Теперь большинство окружавших были свои, из Союза. Проживал по-прежнему в Наср-сити, арабского котла уже не было. Зато была офицерская столовая с борщом, с пшеничным хлебом, курицей, гречкой, сливочным маслом, доп. пайком и т. д. Такое питание и сыграло со мной злую шутку: произошел заворот кишок на основе обильной пищи и спаек, полная непроходимость. Попал в госпиталь, оперировали. Операцию делал хирург Багаутдинов, с которым мы встретились спустя 25 лет, совершая поездку в АРЕ в составе делегации воинов-интернационалистов в 1996 году. Тогда после операции он мне сказал, что, задержись я в Кене хотя бы на несколько дней, итог всего мог быть совсем неутешителен. Получилось так, что друг спас меня, может быть, от самого худшего, попав в Кену и сменив меня там.