Александр Филоник - Тогда в Египте... (Книга о помощи СССР Египту в военном противостоянии с Израилем)

Кстати, меня дважды так «хоронили». Однажды в Норильске командир дивизии звонит жене домой и спрашивает:

«Что делаешь? Сядь и успокойся. Два дня не можем найти мужа. Вылетел на вертолете с о. Голымянный, так и пропал». И это называется «успокойся». Два дня с тяжелым чувством и с мрачными мыслями ждала супруга весточки, пока не сообщили: жив и невредим. А было все просто. На вертолете облетывали радиолокационные роты и из-за непогоды вынуждены были сесть около охотничьего домика, с которым, естественно, не было связи.

Но вернемся к делам египетским. Знаю по себе, как поднимали настроение, выводили из оцепенения письма от жены, родных и близких. Недавно узнал, как одного из нынешних генералов (по этическим соображениям фамилию не называю) буквально подняли на ноги письма жены, когда он серьезно заболел и попал в госпиталь. А когда один из командиров подразделения получил письмо, в котором сообщалось, что жена родила сына, у него появилось такое естественное желание повидаться с ним, жажда к жизни, что едва удалось уговорить его не делать глупостей и идти, что называется на службу, на канал.

Были жены, которые изменяли, даже связывали свою судьбу с другими мужчинами, но это единичные случаи. Но никто из них не решался открыто написать об этом. Мужчины, не берусь судить обо всех, тоже не давали повода женам усомниться в их верности. Причин для этого было много. И высокая нравственность, и боязнь начальства, и стеснение товарищей, и отсутствие контактов, и изнуряющие, изматывающие физические и психологические нагрузки. Более того, мужчины, как правило, скупые на слова о своих чувствах, не стеснялись излагать их в письмах. Словом, смею утверждать, что длительное пребывание мужа в командировке может не только расстроить, но и укрепить семью, хотя кое-кто со мной может и не согласиться.

Для меня, слушателя Военного института иностранных языков, командированного в ОАР в качестве военного переводчика, эта арабо-израильская война, названная «войной на истощение», началась 30 ноября 1969 г. В тот день ранним утром вместе с майором Тарасом Панченко, военным советником из 3-й механизированной дивизии, мы выехали из Каира на фронт. Путь наш лежал на Красное море, в далекий, и казалось, романтичный Красноморский военный округ. Как и Суэцкий канал, он также считался зоной боевых действий, хотя и менее активных.

В Заафарану — конечный пункт нашего назначения — решили ехать несколько длинным, но надежным южным маршрутом — по дороге на Бени-Суэйф вдоль Нила. У Кураймата нам предстояло свернуть налево на пустынную дорогу. Это узкое шоссе, пересекавшее всю северную часть Аравийской пустыни, должно было вывести нас прямо к Заафаране на побережье Суэцкого залива.

Более коротким на Красное море был путь через Суэц. Однако он считался весьма опасным из-за действий авиации противника. В районе Суэцкой бухты и южнее ее, как мы слышали, израильские летчики часто устраивали «охоту» даже на одиночные автомашины. К тому же в приканальной зоне и в самом Суэце можно было запросто попасть и под случайный артобстрел или авиационный налет. Ежедневные бомбежки позиций египетских войск здесь давно стали обычным явлением. Той осенью авиация противника резко активизировала свою деятельность: «война на истощение» была в разгаре. Поэтому по совету советников — «красноморцев» решили не рисковать.

К вечеру, преодолев почти 300 км, мы благополучно добрались до побережья Суэцкого залива. Заафарана, отмеченная на топографических картах как «сельский населенный пункт», в действительности представляла собой полуразрушенный морской маяк, да пару убогих глинобитных домиков, в которых давно никто не жил. Других признаков какой-либо цивилизации, если не считать небольшого коптского монастыря, расположенного километрах в тридцати от маяка, в этом районе не просматривалось.

Дислоцированная здесь 19-я отдельная пехотная бригада, своими оборонительными позициями перекрывала важную в оперативно-тактическом отношении заафаранскую долину. Обрамленная с двух сторон достаточно высокими горными массивами, эта обширная песчано-каменистая долина, лишенная какой-либо растительности, протянулась широким языком от побережья залива вглубь Аравийской пустыни почти до самого Нила. Израильтяне, стремившиеся расширить зону боевых действий, еще летом предприняли здесь успешную попытку высадить морской десант. Египетское командование, обеспокоенное действиями противника, решило прикрыть опасное направление, расположив в Заафаране одну из двух своих отдельных пехотных бригад.

В августе-сентябре 19-ю бригаду жестоко бомбили. Во время одного из налетов погиб наш советник. Сейчас же здесь было относительно спокойно. О трагических событиях тех дней напоминали лишь остовы сгоревшей техники да огромные воронки от тысячефунтовых израильских бомб. Этот отдаленный район, как и все побережье Красного моря, не прикрывался египетскими ПВО. Поэтому израильские летчики чувствовали себя здесь очень уверенно, как на полигоне. Уже позже от египтян я услышал, что именно здесь в Заафаране курсанты израильского авиационного училища, якобы, сдавали тем летом свои выпускные экзамены.

Рассматривая полуметровой длины и в палец толщиной саблевидные осколки от бомб, я понял, что купаться, загорать и ломать кораллы на сувениры, как предсказывали некоторые наши коллеги из 3-й дивизии, видимо, не придется. После всего увиденного спокойная каирская жизнь со всей экзотикой большого восточного города как-то сразу осталась в прошлом, а ближайшие перспективы нашей новой жизни уже не представлялись столь радужными.

В штабе бригады выяснилось, что 504-й пехотный батальон, где нам предстояло работать, переброшен на 145 км южнее За-афараны, в район Рас-Гариба — небольшого поселка египетских нефтяников. Выслушав подробный инструктаж старшего советника бригады, мы переночевали в «хабирской» землянке («хабирами» египтяне называли всех советских военных советников и специалистов) и с утра стали готовиться к отъезду.

Для работы нам в качестве персональной автомашины выделили грузовик. Это был весь посеченный осколками ГАЗ-63, окрашенный, как и вся боевая техника в Египте, в желтый цвет. В его крытый кузов поставили две простые солдатские кровати египетского образца с матрасами и одеялами. Таким образом на первое время у нас имелись и транспортное средство, и даже крыша над головой. Отведав на дорожку кваса, изготовленного из сухих египетских лепешек, и тепло распрощавшись с бригадными советниками, мы отправились в путь.

Честно говоря, наблюдая в пути дорожные пейзажи совершенно дикой, но по-своему красивой природы красноморского побережья, каких-то мрачных предчувствий мы не испытывали. Однако и особой радости от пребывания на этом «курорте», куда ныне завлекают российских туристов, мы также не ощущали. Батальону предстояло действовать в отрыве от главных сил. Поэтому в случае резкого ухудшения оперативно-тактической обстановки на помощь бригады нам рассчитывать не приходилось.