Владимир Джунковский - Воспоминания.Том 1

При последующих допросах обвиняемого Лопухина он в своих объяснениях заявил, что единственным источником осведомленности правительственных розыскных органов по группе социалистов-революционеров был Азеф и что все сведения его отличались большой точностью; что арест кружков, подготовлявших покушение на жизнь Плеве, арест замышлявших заговор на жизнь того же Плеве и Победоносцева, указания на террористическую деятельность Мельникова и Павла Крафта, подтвержденные документальными доказательствами, причем первый из них был арестован, все это ликвидировано было по указаниям Азефа. Он же, как утверждает Лопухин, кроме общих характеристик отдельных террористов, первый указал на значение в этой группе Бориса Савинкова, на вступление в Партию социалистов-революционеров князя Дмитрия Хилкова {Князь Д. А. Хилков, сын моей двоюродной сестры, окончил Пажеский корпус в 1875 г., вышел в лейб-гусары, но когда началась Русско-турецкая война, то он перевелся в армию на Кавказ в Хоперский казачий полк. Отличался большой храбростью и в короткое время за боевые отличия достиг штаб-офицерского чина, возвратился с войны увешанный боевыми наградами. На Кавказе на него оказали сильное влияние духоборы. Вернувшись в свое имение в Харьковской губернии, он, по выходе в отставку, раздал крестьянам всю свою землю, оставив себе небольшой кусок, на котором построил себе крестьянскую хату и поселился как простой крестьянин, сделавшись толстовцем. Много лет я с ним не встречался, изредка только имел о нем кой-какие сведения. Когда началась великая война с Германией в 1914 г. и я был в то время товарищем министра, ко мне неожиданно приехал князь Хилков и умолял меня устроить его на войну прежним чином в Хоперский казачий полк. Я был страшно поражен таким его желанием, но он убедил меня в искренности своей просьбы. Военный министр любезно согласился исполнить мою просьбу за Хилкова, и не прошло и трех дней, как высочайшим приказом он был определен на службу в Хоперский казачий полк прежним чином войскового старшины. Я помог ему экипироваться, снарядиться, и он выехал на Карпаты, где в то время находился его полк. Не прошло и месяца, как пришло известие, что князь Хилков геройски погиб в бою: будучи окружен неприятелем, отказался сдаться и был изрублен. (Примеч. В. Ф. Джунковского).} и на его замыслы по пропаганде аграрного террора; оттого же Азефа исходили сведения предупредительного характера о принятых социалистами-революционерами способах водворения в Россию нелегальной литературы в бочках с маслом и в комнатных ледниках, о съездах членов этой партии в Париже и Амстердаме, где, между прочим, не только обсуждался план цареубийства, но и были намечены лица, которым была поручена организация этого преступления.

В объяснение мотивов им содеянного обвиняемый Лопухин показал, что ни противодействие правительству в его борьбе с Партией социалистов-революционеров, ни содействие партии уберечь ее тайные замыслы от осведомленности правительственных органов в его побуждения не входили, что он поступил так во исполнение долга каждого человека не покрывать молчанием гнуснейшие из преступлений, к числу которых относятся совершенные Азефом.

Обвинительный акт кончился формулой предъявленного Лопухину обвинения: Лопухин, 45 лет, обвинялся: "1) что в ноябре 1908 г. в Петербурге дал подробное показание посланному для сего из-за границы члену Центрального Комитета Партии социалистов-революционеров, в каковом показании удостоверил, что Азеф в течение ряда лет сообщал русской полиции сведения о положении и преступных замыслах сообщества социалистов-революционеров, причем в доказательство этого привел целый ряд фактов из деятельности Азефа, известных ему по прежней деятельности директора Департамента полиции, и, кроме того, передал в Центральный Комитет Партии социалистов-революционеров копию своего письма к русским властям от 21 ноября 1908 г., в котором Азеф назван им агентом правительства и помещены подробные сведения о явке к нему, Лопухину, в том же ноябре месяце начальника Петербургского охранного отделения генерала Герасимова и самого Азефа, просивших не выдавать революционерам деятельности последнего; 2) в том, что в декабре 1908 г. в Лондоне лично вновь дал показание членам сообщества Партии социалистов-революционеров, явившихся к нему заведомо для него с целью допроса, удостоверив перед ними со ссылкой на ряд изобличающих обстоятельств, по прежней своей службе ему известных, что Азеф действительно за деньги доставлял русскому правительству сведения как о лицах, принимавших участие в сообществе, так и об умышленных сообществом тяжких преступлениях, чем он, Лопухин, и оказал существенную помощь преступному сообществу социалистов-революционеров. Преступление это предусмотрено 3 пунктом 51, и 1 и 3 пунктами 102 статьи Уголовного уложения".

29 апреля дело Лопухина слушалось в суде. Речь прокурора явилась повторением обвинительного акта, ничего нового он не сказал. Защита была слабая. Лопухин в последнем слове сказал, что все шаги, которые он совершил, были исключительно вызваны побуждениями человечности. На другой день, 30 апреля, вынесен был приговор — 5 лет каторжных работ с лишением всех прав состояния. Лопухин спокойно выслушал суровый приговор и обратился к суду с просьбой об освобождении его под залог на несколько дней, мотивируя необходимостью ликвидации целого ряда дел, ему доверенных. "Для меня каторга легче эмиграции, — сказал он, — я не убегу, тем более, что залог внесен не мною, а посторонним лицом, я не украду". По рассмотрении этого ходатайства в распорядительном заседании оно было отвергнуто.

Процесс не удовлетворил публику, так как два кардинальных пункта не были освещены в полной мере. Что Лопухин поступил преступно, нарушил тайну, которой он обладал по своему служебному положению, стоя во главе политической полиции — это не подлежало сомнению, но чтобы он действительно "примкнул" к социал-революционной партии, как говорил прокурор, чтоб он вступил в эту преступную партию — этого суд не установил и даже не осветил. Суд также не осветил и роли Азефа, не устранив подозрений, которые возбуждала его двойственная роль. Ибо, если допустить, а противное тому процесс не доказал, что Азеф, оказывая услуги политической полиции, в то же время сам организовывал террористические акты, то по крайней мере моральная вина Лопухина была бы другая. Но насколько на суде подчеркивалась активность Азефа, настолько слабо коснулись его революционной деятельности — суд как будто уклонялся от этого вопроса, боялся углубиться в него.

Дело Лопухина — Азефа осталось недостаточно выясненным. Одно было ясно, что Лопухин явился предателем, главным образом в моральном значении, проявив нравственную дряблость и моральную распущенность, упадок чувства долга и сознания ответственности. Только находясь в таком состоянии, Лопухин мог выдать служебную тайну при случайной встрече с Бурцевым в вагоне заграничного поезда. Он не мог не знать, кто такой Бурцев, и своею откровенностью он отдал себя в руки его партии. После этого "фатальная необходимость", как выразился сам Лопухин, превратила его в раба и сотрудника партии.