Александр Крон - Офицер флота

Тамара и художник уносят носилки. Юлия Антоновна

следует за ними.

Т у л я к о в (подбежал). Товарищ капитан-лейтенант, вас помощник просит.

Г о р б у н о в. Сейчас иду. Туляков, как голова?

Т у л я к о в (отирая рукой окровавленный лоб). Все нормально. Разрешите идти?

Г о р б у н о в. Да. Так что же я... (Щелкает пальцами.) Мне тоже надо идти. Праздничек выдался, ч-черт... (Сдержался.) Эх, Граница, душа болит...

Г р а н и ц а. Товарищ командир, а вы же объясняли, что души вроде нет.

Г о р б у н о в. Чудак! Болит - значит, есть.

Конец первого действия

Действие второе

Картина вторая

Запущенная комната в квартире художника. Видно по

всему, что здесь долго никто не жил. Теперь ее

приводят в порядок. Вечер. Пылает камин. У огня, на

тахте, укрывшись с головой, спит строитель. Тут же

художник; он склонился над секретером и что-то пишет

при свете коптилки. Юлия Антоновна обметает пыль с

картин. Соловцов прилаживает светомаскировку. У

раскрытого рояля возятся Туляков и Граница. Граница с

гитарой.

Т у л я к о в (пробуя пальцем клавиши). Граница!

Г р а н и ц а. Есть.

Т у л я к о в. А ну дайте "ля". Отставить. Еще раз. Попротяжнее. (Строго.) Ля? Это точно - ля? (Пробует клавишу.) Нормально?

Г р а н и ц а. Точно.

Т у л я к о в. Куда это я тросик забельшил? Хороший такой был тросик, подходящий, в аккурат для басов... Товарищ художник! Не мешаем вам?

Х у д о ж н и к (поднял глаза). Простите?

Т у л я к о в. Не мешаем, говорю?

Х у д о ж н и к. Нет-нет. Напротив. Я устал от тишины. Еще недавно мне мог помешать самый невинный шорох, а теперь я рад, когда слышу шум и человеческие голоса. (Подходит к камину, греет руки.) Великолепная вещь огонь. Сегодня утром город был необыкновенно хорош. Какой-то совершенно новой красотой...

Ю л и я А н т о н о в н а. Не знаю, где вы ухитрились увидеть эту самую красоту! Помните, Угловой дом напротив Спаса на Крови? Я сегодня проходила мимо. Страшно посмотреть!

Х у д о ж н и к. Не спорю, не спорю... И все-таки это только шрамы на теле бойца. Они только подчеркивают великолепную пластику его мышц. Пусть только станет немножко теплее на дворе, обязательно начну работать маслом.

Ю л и я А н т о н о в н а. Ну, ну, не увлекайтесь. У вас все-таки слабые легкие...

Х у д о ж н и к. Чепуха... Я хочу вести жизнь, достойную человека. Я давно не жил так полно, как сейчас. Если придется умереть, я умру стоя.

С о л о в ц о в. Готово. (Закончив светомаскировку, хочет спрыгнуть и обрушивается вместе с подоконником.)

Ю л и я А н т о н о в н а. Медведь! Ну, больно?

С о л о в ц о в. Обойдется. Домишко вовсе ветхий. Неужто такому человеку лучше квартиры не положено?

Х у д о ж н и к. Не знаю, как-то не приходило в голову. Я люблю этот дом. В нем искони жили художники. Здесь бывали Некрасов и Достоевский. Жил целую зиму Крамской. Уже в мое время захаживал Репин, бывал наездами Алексей Максимович, читал Блок. На этом рояле проигрывал отрывки из "Прометея" Скрябин...

Т у л я к о в (с уважением). Этакая сила! Граница! Полегче там, это вам не заклепки ставить.

Стук в дверь.

Х у д о ж н и к. Пожалуйста.

Н и к о л а й Э р а с т о в и ч (с порога). Можно? Иван Константинович, я на одну минутку. (Вошел.) Добрый вечер. Простите, я не знал. Тогда, может быть, в другой раз?..

Ю л и я А н т о н о в н а. Это он меня испугался. Идите уж, не трону!

Н и к о л а й Э р а с т о в и ч. Заходите, Мариша.

Вошла здоровенная молодая женщина, в полушубке и

высоких сапогах.

Иван Константинович, я прошу вас подтвердить... Мне бы не хотелось, чтобы у товарищей, которые меня не знают, создалось впечатление, что я в какой-то мере лично заинтересован...

Ю л и я А н т о н о в н а. Ладно, ладно. Работать надо, голубчик, тогда не будет впечатления.

Н и к о л а й Э р а с т о в и ч (вынимая записную книжку). Если вы припомните, Иван Константинович, Маришей - я имею в виду даму, которая стоит перед вами, - было, через мое посредство, передано вам разновременно около четырех килограммов хлеба...

Х у д о ж н и к. Да-да, конечно. Отлично. Я готов. Пожалуйста, смотрите...

М а р и ш а (сурово). Эти? Посветить-то нечем?

Художник освещает картины.

Что-то больно нехороши? Улицы да вода, будто одной серой краской малевано. Скукота! Я тут от одной инженерши обстановку взяла: спальня лаковая, покой с балдахином - персиковый шелк. А эти мне не в масть. Цветы бы я взяла. Маки или сирень. А то еще фрукты в вазоне и птица битая висит - я в комиссионке видела. Нет таких?

Х у д о ж н и к. Нет.

М а р и ш а. Вон тот, черный, кто?

Х у д о ж н и к. Это эскиз к "Николаю Мирликийскому". Голова палача.

М а р и ш а. Здоровущий. Беру. Много ли просишь?

Вошли, постучавшись, Горбунов и Ждановский; на ходу

сбрасывая регланы, устремились к огню.

Х у д о ж н и к. Видите ли, эту картину мне бы не хотелось отдавать.

Ю л и я А н т о н о в н а. Глупости! Конечно, не отдавайте.

Х у д о ж н и к. Это подарок Ильи Ефимовича Репина, и у нас в семье с ней связано много воспоминаний.

М а р и ш а. Цену набиваешь? Ладно, говори свою цену. Я девица широкая - долго не торгуюсь.

Х у д о ж н и к. Николай Эрастович, я в затруднении. Насколько я вас понимал, речь шла о каком-нибудь из моих этюдов...

М а р и ш а. Вот на! А это нешто краденая?

Х у д о ж н и к. Вы меня, видимо, не поняли. Моих, то есть...

Н и к о л а й Э р а с т о в и ч. Мариша, Иван Константинович художник. Знаменитый художник.

М а р и ш а. Толкуй. Мне оценщик в скупке объяснял: настоящий художник, который знаменитый, так его уже лет двести как след простыл. Такой стоит цены. Еще не помер, а уж знаменитый! За дуру считаешь?

Х у д о ж н и к. Николай Эрастович, я не совсем понимаю, что она от меня хочет, эта женщина?

М а р и ш а. Ладно, не обижайся. (Остановилась перед одной из картин.) Твоя?

Х у д о ж н и к. Да. "Туман на Неве".

Ю л и я А н т о н о в н а. И вы продадите ее этой бабе? Делайте, как знаете. В конце концов, это не мое дело.

М а р и ш а. Раскудахталась! Сама не возьму. На кой мне этот туман сырость разводить? Того, черного, хоть сейчас беру. Понравился.

Х у д о ж н и к. Что же вы мне за него дадите?

М а р и ш а. Сколько ты у меня буханок перебрал? Три? Чтоб недолго толковать, - еще две набавлю и квит. По рукам?

Х у д о ж н и к. Как? И это все? Послушайте, это даже забавно.

М а р и ш а. Ишь ты, дьявол! Забавно ему. Хлеб ему дешев стал. Хлеба не хочет! Вот погодите, посадят вас всех на осьмушку в день, не то запоете.

Г о р б у н о в (встал). Вы что, с ума сошли? На кого вы кричите?

М а р и ш а. А ты кто таков?

Г о р б у н о в. А вы не видите? Кто вы такая? Откуда у вас хлеб?

М а р и ш а. А тебе что, завидно?

Г о р б у н о в. Откуда у вас хлеб? Ни у одного человека в городе не может быть столько хлеба, если он не крадет.

М а р и ш а. Но-но, не пугай! Пуганая. (Николаю Эрастовичу.) Куда ты меня заманил? (Озирается.) А ну вас... Отдайте мне мое, я уйду.