Вальтер Варлимонт - В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945

Гудериан. Требуется только разрешение рейхсмаршала.

Гитлер. Теперь я выдаю разрешение. У нас есть штаб обороны. У нас есть орган, который является предметом зависти во всем мире – ОКВ. Ни у кого больше такого нет. О нем много не говорили, потому что Генеральный штаб его не любил.

Кейтель (как всегда, используя более сильные выражения, чтобы сказать то же самое): На самом деле упорно боролся с ним.

Гитлер (подхватывая слова Кейтеля). Упорно боролся! Тогда как мы годами создавали этот орган.

Гудериан. У 3-го воздушного флота столько грузовиков.

Томале(из штата инспекторов военного транспорта). Надо забрать их силой.

Крайпе(начальник штаба ОХЛ): Мы и так их много потеряли при выполнении армейских задач.

Гитлер. Все равно я уверен, что с учетом стоящих перед ними задач люфтваффе проще обойтись без грузовиков, чем сухопутным войскам. Без всякого сомнения. Но дело не в этом – не хочется ссориться по пустякам, но… (решения не принимает).

Весной 1944 года опять предпринимались попытки создать какие-то специальные единые командные органы вермахта, но и они не принесли успеха. По существу, Гитлер противодействовал любой форме объединения, и сейчас он старался не отдавать флоту и авиации такие приказы, которые могли не понравиться их главнокомандующим. А Кейтель просто ухватился за такую позицию Гитлера как возможность избегать обязательств, которые могли бы направить его более здравую оценку и давление со стороны его штаба против него самого.

В такой ситуации я был несказанно рад сбежать из ставки, где все мои мысли контролировались, а любая инициатива сковывалась травмой и болезнью, молчанием и отказами, недоверием каждого и, сверх всего, личной жаждой реванша со стороны Гитлера. Тем не менее меня долгое время тяготило то, что я вынужден уехать именно в тот момент, когда события на фронте, как покажет дальнейшее описание, требовали последнего, отчаянного, усилия, чтобы не допустить нависшей над нами катастрофы.

Из Японии давно ничего не было слышно. В начале августа Турция разорвала дипломатические отношения с рейхом. 20 августа, когда еще вовсю бушевало сражение в Фалезском котле, две немецкие и две румынские армии из группы армий «Южная Украина» практически полностью распались на части между Черным морем и Каспием под ударом превосходящих сил русских. Теперь Румыния была открыта для наступления русских, и 25 августа ее народ, доведенный до отчаяния контрмерами Гитлера, сверг маршала Антонеску, отрекся от союза с Германией и объявил войну рейху. Это означало потерю нефтяных промыслов Плоешти, в то время как немецкую нефтяную промышленность, завод за заводом, до основания разрушила авиация противника. Непосредственно этому предшествовало дезертирство Болгарии, которая 24 августа начала переговоры о перемирии и потребовала убрать немецкую военную миссию и вывести все немецкие войска. Только Венгрия оставалась, не без давления, на нашей стороне. Мощное восстание произошло в Словакии. В начале сентября Финляндия заявила, что «товарищество по оружию» закончилось, и добилась перемирия с Советским Союзом.

В Италии левый фланг нашей позиции на Апеннинах, которую мы заняли слишком поздно, был смят и нависла опасность расширения прорыва по всей линии фронта. На западе под действием глубоких танковых ударов противника продолжалось отступление, граничащее с беспорядочным бегством. Только 19-я армия стойко отражала удар со Средиземноморского побережья. Гитлер отдавал бесконечные приказы: сначала упорно обороняться перед Сеной, потом оборонять, потом вновь захватить Париж [276], потом занять рубеж в Центральной Франции, который запроектировали слишком поздно. Реальные события все это опережали или просто не учитывались Моделем, который, будучи уверен в доверии Гитлера, решил, что может проявлять больше инициативы. 25 августа войска западной коалиции вошли в Париж. 4 сентября город и порт Антверпен, нисколько не пострадав, перешли в руки англичан, хотя вход в устье Шельды по-прежнему оставался заблокированным. На море подводный флот нес большие потери, а результаты были мизерными. Все больше немецких городов превращалось в руины и пепел в результате жесточайших ударов с воздуха. Производство боевой техники, которое поддерживалось на высоком уровне до конца 1944 года, прекратилось. Транспорт практически встал.

Нити управления в значительной степени ускользнули из рук Верховного командования. Штаб оперативного руководства ОКВ надеялся, что под столь очевидным натиском событий ему удастся наконец добиться какого-то перспективного решения, но Гитлер явно считал, что набор его тактических средств еще не исчерпан и ими еще можно все спасти. Поток его речей лился нескончаемо. Он отвергал все разумные меры, он требовал невозможного. Он продолжал цепляться за принцип позиционной обороны, и его нельзя было уговорить сдать что-то добровольно или хотя бы продумать какие-то планы на перспективу, как бы остро мы в них ни нуждались. Лучше всего сложившуюся ситуацию иллюстрируют отдельные примеры с разных театров военных действий.

Когда Гитлер инструктировал меня перед моей командировкой в Нормандию, то в отношении Юго-Восточной Европы сказал следующее:

«Естественно, самую большую тревогу вызывают Балканы. Я полностью уверен в одном: если турков точно так же, как и финнов, убедить сейчас в том, что мы не уступим, они и пальцем не пошевелят. Всех их волнует лишь одно: как бы не оказаться между двумя стульями. Вот что их беспокоит. Поэтому если нам удастся провести где-то действительно серьезное оборонительное сражение или одержать победу, если удастся восстановить доверие этих народов в том, что мы не сдаемся, а отступаем только для того, чтобы сузить наш фронт, тогда, я уверен, мы сможем заставить турков проводить выжидательную политику. Туркам нет радости в том, чтобы увидеть поверженной величайшую европейскую державу, ведущую борьбу с русскими и большевиками, а на ее месте – абсолютно нестабильный противовес весьма спорной ценности и надежности в виде англосаксонских государств. Турки этого не хотят.

Потом болгары, естественно, начинают задумываться: что будет, если Германия потерпит крах? Маленькие страны, вроде нашей, не смогут из этого выпутаться. Если великая держава не сможет, и мы не можем.

Так что, на мой взгляд, есть кое-что еще, что зависит от стабилизации на Восточном фронте. В конечном итоге позиция всех малых Балканских государств зависит от этого – Румынии, Болгарии, Венгрии и Турции тоже.

Тем не менее мы должны принять некоторые меры предосторожности. Первой и самой важной мерой предосторожности была и остается защита венгерской территории (…жизненно важной…).