Вальтер Варлимонт - В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945

Взрывной атмосфере в верховной ставке способствовал целый ряд обстоятельств: жара украинского лета была удушающей; на среднем Дону войска наших союзников продемонстрировали весьма умеренную боеспособность; кроме того, контратаки русских против группы армий «Центр» в районе Ржева становились угрожающими. Фельдмаршал фон Клюге, главнокомандующий группой «Центр», появился в «Вервольфе» 8 августа и высказал настоятельную просьбу дать ему возможность исправить ситуацию с помощью двух танковых дивизий (9-й и 11-й), которые были переброшены под его командование из района наступления. Гитлер, однако, упрямо настаивал на том, что две эти дивизии надо использовать в наступательных действиях, чтобы ликвидировать сухиничский клин, оставшийся со времен зимнего кризиса, утверждая, что это обеспечит нам плацдарм для последующего наступления на Москву. Клюге был неумолим, несмотря на все его аргументы, и в конце концов демонстративно вышел из кабинета с незабвенной фразой: «Следовательно, мой фюрер, ответственность за это вы берете на себя». Ранее я служил под началом Клюге и испытывал к нему глубочайшее уважение; его ответ и поведение в целом казались мне достойными подражания. Но это не помешало тому, что две недели спустя его снова вызвали в ставку и обвинили в провале операции из-за «неправильной расстановки сил» [206].

Поэтому Сухиничи оказались следующим гнойником для развития конфликта. Однако ситуация под Ржевом тем временем стала неконтролируемой; ее продолжение имело историческое значение. Через два дня, 24 августа, Гальдер на дневном совещании снова настаивал на том, что 9-й армии, которая вела бои под Ржевом, необходимо предоставить свободу маневра и разрешить занять более короткую линию обороны, которую она смогла бы удержать своими истощенными силами. Это привело к коллизии, которая всего лишь через девять месяцев после ухода их главнокомандующего лишила сухопутные войска и начальника Генерального штаба, реальные, а не мнимые умственные способности которого стояли за всеми их победами. Предложение Гальдера противоречило главному гитлеровскому принципу командования и явно вызвало у него раздражение. «Вы всегда приходите сюда с одним и тем же, – бросил он Гальдеру, – предлагаете отход», а затем, не переводя дыхания, выдал ряд в высшей степени уничижительных замечаний, в которых на сей раз задел даже строевые части. Закончил он свою тираду словами: «Полагаю, командиры столь же тверды, как и строевые части». Атмосфера была чрезвычайно напряженной; теперь Гальдер разозлился и на повышенных тонах ответил: «Я достаточно тверд, мой фюрер. Но там храбрые солдаты и молодые офицеры гибнут тысячами только потому, что их командирам не разрешают принять единственно разумное решение и у них связаны руки». Гитлер отпрянул, зло уставился на него и прохрипел: «Генерал-полковник Гальдер, как вы смеете так со мной разговаривать! Вы что, считаете, что можете учить меня, о чем думает солдат на передовой? Что вы знаете о том, что делается на фронте? И вы пытаетесь убедить меня, что я не понимаю, как там на фронте. Я этого не потерплю! Это возмутительно!»

Присутствовавшие на совещании были в полной растерянности. Кровавая битва под Ржевом за кусочек земли, давно уже не представлявший никакой ценности, продолжалась. Но теперь стало ясно, что окончательный разрыв между двумя этими людьми, не имеющими ничего общего, уже близок [207].

С конца августа – начала сентября произошел ряд самых разных событий, охвативших все пространство от самых отдаленных участков фронта до верховной ставки на Украине. Как каждое в отдельности, так и все вместе их можно было назвать сигналами опасности.

С первым мощным налетом на Кёльн в конце мая 1942 года война в воздухе над Германией вступила в новую фазу. Большое количество задействованных вражеских бомбардировщиков и их качественное превосходство породили самые серьезные опасения в отношении будущего. Это привело к первому серьезному конфликту между Гитлером и ОКЛ, причиной которых стали «победные реляции» люфтваффе, регулярно появлявшиеся в ежедневной сводке вермахта. Гитлер заметил: «Я никогда не боюсь правды, какой бы неприятной она ни была, но, чтобы сделать правильные выводы, я должен знать ее» [208].

В Северной Африке наступление Роммеля, которое он планировал, а потом долго откладывал, началось вечером 30 августа. Но 1 сентября он вынужден был его прервать, главным образом ввиду значительного превосходства противника в воздухе, и через два дня Роммель вернулся на исходные позиции у Эль-Аламейна. Хотя переход к обороне не обязательно означал отказ от прежних далекоидущих целей, нам в германской верховной ставке стало яснее, чем итальянцам в Риме, что британцы со своим новым командующим генералом Монтгомери теперь закусят удила. Роммель, казалось, наверняка сможет отразить надвигающийся удар. Гитлер был убежден, что нет лучшей оборонительной позиции, чем перед Эль-Аламейном.

Уже не стоял вопрос о захвате Мальты, которая, можно сказать, возродилась из пепла и представляла теперь большую, чем когда-либо прежде, угрозу для морских перевозок. В итальянской верховной ставке вели приготовления к оккупации Туниса с целью защитить свою североафриканскую колониальную империю; однако Гитлера по-прежнему мучила мысль, что такой шаг бросит Северную Африку в объятия де Голля, и самым серьезным образом предостерегал их от преждевременных действий. Что касается Юга, то там его гораздо больше беспокоил Крит, особенно теперь, когда Роммель вернулся к обороне; туда должна была быть переведена одна из самых лучших пехотных дивизий сухопутных сил (22-я). Тревожили его и неспокойные участки на северном берегу в восточной половине Средиземного моря, поскольку он, как всегда, рассматривал главным образом их в качестве первой линии обороны румынских нефтепромыслов.

Озабоченность Гитлера делами на Западе никоим образом не ослабла после успешной защиты Дьепа, поскольку в любом случае успех этот был сильно преувеличен в пропагандистских целях. Теперь его начало волновать побережье к югу от устья Луары, и он перебросил дополнительные части во Францию. Но в его распоряжении были только дивизии, комплектуемые для пополнения сухопутных сил; других резервов не было. Это положило начало порядку, который неблагоприятно сказался на оснащении, мобильности и боевой подготовке войск, и его результаты сказались в ходе обороны во время вторжения западных союзников в июне 1944 года. Интересно также, что в самых последних его распоряжениях Нормандия снова упоминалась как вероятное место десантной операции противника.