Зигфрид Вестфаль - Германская армия на Западном фронте. Воспоминания начальника Генерального штаба. 1939-1945

А теперь настало время ответить на вопрос, поднятый в первой главе: почему, несмотря на великие жертвы и достижения, армия была так ограничена во власти? Причина этого факта, вопиющего по несправедливости, заключается в личности одного человека – Верховного главнокомандующего. Гитлер не доверял армии или, скорее, офицерскому корпусу. У него было непреодолимое подозрение революционера по отношению к здоровым консервативным силам. Он был глубоко разочарован, что не получал от армии той же слепой веры, которую привык получать от своих партийных функционеров. Он понимал, что офицерский корпус против его тотального и безжалостного способа ведения войны и что они пытаются крепко держаться за старые традиции германской армии. Он не мог выдерживать возражения и противоречия, утверждения о том, что те или иные его доводы неприемлемы. Именно поэтому он полностью лишил армию власти во время войны и назначил себя Верховным главнокомандующим. Поэтому и создал ваффен СС как вторую армию. По этой причине он также позволил Герингу получить в свое распоряжение вооруженные наземные силы. Поэтому в начале войны он учредил ОКВ с их театрами военных действий и превратил высшее командование вермахта не только в собственный персональный штат, но во вторую армию высшего командования. Таким образом, в вермахте не было никакого руководства, ни одного беспристрастного органа, который мог тщательно и справедливо взвесить требования разных ответвлений вермахта и различных театров военных действий. Ибо это новое ОКВ отдавало приказы только армии, в то время как флот и люфтваффе могли идти своим путем. Их главнокомандующие направляли и издавали так называемые «решения фюрера» для самих себя и совершенно отказывались от распоряжений, идущих от Кейтеля или Йодля.

Однако командующие армиями не принимали все без сопротивления, они не щелкали каблуками и не выкрикивали «Jawohl». Если бы это было так, у Гитлера не было бы причин не доверять им, выказывать им свою враждебность, следить за ними и сводить долю их власти к минимуму. Командующие с чувством ответственности – а таких было большинство – не сдавались без борьбы. Они отстаивали свои убеждения всякий раз, когда позволяла ситуация. Они боролись не на жизнь, а на смерть. Разумеется, они понимали, что у их сопротивления Гитлеру существуют пределы, ограничиваемые их долгом и военным подчинением, что, по мнению Монтгомери, также неразделимо. В соответствии с законом все офицеры, включая генералов, обязаны служить. Они не могут отказываться от службы так же, как простые солдаты или призванные на службу резервисты. Если их упрекали за то, что они не сложили оружие, что справедливо, то такие же упреки следует адресовать ученым и изобретателям, которые работали на военную промышленность, рабочим, изготавливавшим боеприпасы, железнодорожникам и так далее, потому что они не стали бастовать. Такова была их судьба, и они были переданы, как и вся нация, в руки человека, который мастерски эксплуатировал их преданность, веру и политическую неопытность народа.

Доказательство того, что командующие армиями не были слепцами, соглашавшимися со всем, можно почерпнуть в следующих цифрах: из восемнадцати фельдмаршалов армии девять один за другим были сняты с должностей, трое погибли во время войны (фон Рейхенау, фон Бок, Модель), трое были приговорены к смертной казни после 20 июля 1944 года (фон Вицлебен, фон Клюге, Роммель), один был посажен в тюрьму (Паулюс) и только двое – Кейтель и Шёрнер – остались служить до конца. Первому практически запретили принадлежать к армии.

Генерал-полковники были в таком же положении. Двое из них были казнены (Гопнер, Фромм), двоих уволили с позором, пятеро погибли на поле сражений (фон Шоберт, Газе, Губе, Дитль, Дольман), и лишь несколько оставались на службе до конца, не будучи лишенными полномочий.

Мир только теперь начинает понимать, как мало можно было сделать против тоталитарной системы. Сегодня примеры Советской России и южноевропейских государств показывают, как маленькая группа решительных людей может держать в своих руках целые народы. Кто мог бы подумать, что не только ветеран войны премьер-министр, а позднее президент Бенеш был способен успешно противостоять террору. Вооруженные силы Чехословакии были не более коммунистически настроены, чем народ, и все же им пришлось склониться перед новым режимом. Можно ли было ожидать чего-то другого от немецких генералов посреди тяжелейшей из всех войн? Между тем стало известно, что безжалостные приказы Гитлера и безусловное подчинение, которого он требовал, превзошли «народные демократии» на Востоке.

Из 1242 генералов, которые числились в армейском списке 1944 года, пятьсот не вернулись домой. Они либо погибли, либо пропали без вести. Но примерно двадцать из них были приговорены к смерти и казнены по политическим причинам германским судом по приказу Гитлера. Эта цифра также говорит за себя. Трагедия германского офицерского корпуса заключалась в том, что он был силой втянут в войну, которую не хотел так же, как не желал ее весь германский народ.

22 августа 1939 года в Оберзальцберге Гитлер заявил: «Я должен быть идиотом, если через вопрос коридора мог бы позволить втянуть себя во Вторую мировую войну, как те некомпетентные деятели в 1914 году». Как это ни поразительно, он так и думал. Он понимал, что армия еще не готова, что люфтваффе еще находятся на этапе становления, а программа построения военно-морского флота еще только зарождается. Он полагал, что Англия и Франция будут «помалкивать» и позволят ему вместе с Советской Россией сожрать польский лакомый кусочек. И тем не менее он позволил развязать величайшую войну, которую когда-либо приходилось выносить человечеству.

В целом его опыт был дилетантским. Вначале ему везло, как всякому новичку; в первое время он оказывался прав даже там, где эксперты ошибались; в своем рвении он и его окружение достигали большего, чего не могли добиться профессионалы с такой же скоростью и легкостью. Потом, впрочем, опьяненные успехом, они утратили твердую почву под ногами. Так происходит на всех жизненных поворотах, так же происходит и на войне. Военный непрофессионал недооценивает силу врага, а собственные возможности ставит слишком высоко. Он видит вещи не так, как они есть на самом деле, но так, как сам желает их видеть, то есть принимает желаемое за действительное. Он устраняет всех, кто предупреждают его об опасности, и не принимает ничьего совета. Но когда дилетант – не обычный человек, абсурдность действий которого вскоре делается очевидной, но человек, удерживающий в своих руках абсолютную власть, движимый демоническими силами, тогда это намного хуже. Потому что тогда, по прошествии времени, он начинает отрицать истину, которую когда-то признавал. Именно так произошло и с Гитлером. Вначале он гордился тем, что Германия не втягивается в войну на два фронта; затем он сам открыл второй фронт против России. Если вначале Гитлер был осмотрительным и старался не проливать кровь, то позднее он ничтоже сумняшеся проливал потоки крови. Если вначале он концентрировал силы для атаки, то закончил тем, что разбросал свои войска на пять отдельных фронтов. Если фюрер часто критиковал германскую армию в Первой мировой войне за то, что она увязла на четыре года в позиционной войне, то после того, как его изначальный план овладеть Россией одним махом провалился, он впал в ту же ошибку. И все глубже увязал в ней, когда позволил своей армии, в противовес армии 1914–1918 годов, истекать кровью в борьбе, которая в основе своей не имела ценности. И, поступая так, он утратил возможности, которые могли бы привести к положительным результатам. После долгих колебаний Гитлер начал воздушную войну в Британии, при этом поставив перед собой ложную цель – Лондон. Но это должен был быть не Лондон, но британские транспортные артерии и порты снабжения. Фюрер признал слабость Британской империи в Средиземном море в 1940–1941 годах, однако упустил этот уникальный шанс направить туда несколько дивизий, больше авиации и все имевшиеся в наличии легкие силы флота, и таким образом он смог бы захватить Мальту и Суэцкий канал. Гитлер также признавал, что попытки преодолеть британские военно-воздушные силы провалились, и он должен был бы понимать, какую опасность это могло представлять в будущем. И тем не менее Гитлер упустил драгоценное и невосполнимое время. Распределение стали, которое он начал в 1941 году, шло в порядке первоочередности: танки, подводные лодки, самолеты. И лишь в начале 1944 года он признал, что смертельная опасность исходит от превосходства врага в воздухе. Фюрер допустил, чтобы самое ценное, что было в люфтваффе, их экипажи и инструкторы, было принесено в жертву вылетами в воздух экипажей, которые оказались отрезаны из-за его же некомпетентности. Он прекрасно понимал, что самое главное в командовании большими территориями – это время на развитие нового оружия. И все же Гитлер сделал именно то, что сделал. Вместо того чтобы держать войска нетронутыми, он позволил армии обескровить себя в бесполезной обороне, и она пала в 1944 году. Именно тогда страшный и реалистичный солдатский жаргон обрел новый и отчаянно справедливый термин – «сжигание» армии.