Николай Крылов - Сталинградский рубеж

Без происшествий в пути не обошлось. На первом же километре взрывной волной чуть не перевернуло "виллис" командующего, выбросило из машины его адъютанта. Пришлось укрыться в развалинах и переждать, пока стихнет воздушный налет. Потом застревали в упавших на улицу проводах... До нового КП, где уже тревожился за нас прибывший туда раньше Гуров, добрались словно вывалянными в пыли и известковой крошке, однако невредимыми.

"Царицынское подземелье" представляло собой вместительный, разделенный на отсеки бетонный туннель с обшитыми тесом стенами. Убежище было надежное над потолком чуть не десять метров грунта. Но сразу почувствовалось, что с вентиляцией тут неладно. После свежего ночного воздуха так и обволакивала тяжелая, жаркая духота.

Туннель имел два выхода: нижний - в долину Царицы и верхний - в город, почти прямо к зданию Театра музыкальной комедии на Пушкинской улице. От него к нам перешел и "адрес". В оперсводках и журнале боевых действий местонахождение армейского командного пункта стало обозначаться совсем по-городскому: Пушкинская, 3.

Управление армией действительно находилось теперь в глубине городских кварталов, между центром и южной, зацарицынской частью Сталинграда, и менее чем в километре от Волги. Это не означало, что КП и штарм удалились от переднего края. Линия фронта, хотя ее и нельзя было, как с Мамаева кургана, запросто окинуть взглядом, проходила даже еще ближе. Что представлялось невыгодным в расположении "Царицынского подземелья", так это удаленность его от правого крыла армии, от заводского района.

Кто-то из встретивших нас на КП штабистов сообщил, что тут уже действует кухня и есть чем перекусить. Информация была вообще-то дельной: штабную кухню на Мамаевом кургане еще утром разнесло миной, и день прошел без обеда и ужина. Но сперва надо было узнать у Камынина и операторов, что произошло на передовой за последний час, удостовериться в готовности войск к контратаке.

Связь действовала почти со всеми соединениями. И с Заволжьем, с фронтовым КП, - тоже. Я соединился с начальником штаба фронта, доложил обстановку. Г. Ф. Захаров, не любивший разговоров о подкреплениях и нередко обрывавший их на полуслове, вдруг без всяких моих вопросов сказал, что очень скоро мы получим подмогу свежими силами. Какими и когда - уточнять не стал. Возможно, потому, что командующий фронтом хотел сам сообщить это командарму.

Переговорив сейчас же с генерал-полковником А. И. Еременко, повеселевший Василий Иванович Чуйков объявил:

- С семи ноль-ноль в состав армии включается тринадцатая гвардейская стрелковая дивизия из резерва Ставки. Командир - Герой Советского Союза генерал-майор Родимцев. Использовать дивизию приказано для обороны непосредственно города. К вечеру она сосредоточится на том берегу в районе Красной Слободы. Переправляться начнет следующей ночью. Сейчас решим, кого из штаба пошлем встречать и обеспечивать переправу...

Новость была воодушевляющей. Получить полнокровную кадровую дивизию, да еще гвардейскую, пусть даже пока всего одну, - это не то что маршевые батальоны!

Но лак ни привыкли мы к непрестанным осложнениям обстановки, как ни настраивались изо дня в день на то, что наступающие сутки могут оказаться тяжелее всех прежних, вряд ли в тот момент кто-либо на КП был в состоянии представить, каким будет положение, когда полки этой дивизии ступят на сталинградскую землю.

* * *

Четырнадцатое сентября стало днем, когда битва за Сталинград перенеслась на улицы города.

В три ноль-ноль, как и было запланировано (к этому предутреннему часу противник почти совсем притих), загремела наша артиллерия. Ровно через полчаса, еще затемно, войска, составлявшие ударную группу, на центральном участке поднялись в контратаку.

Все свидетельствовало о том, что началась она неплохо. Хотя гитлеровцы и успели закрепиться там, куда прорвались накануне, внезапный шквал артиллерийского огня и дружный натиск нашей пехоты заставили врага во многих местах дрогнуть. Первые успехи атакующих войск обозначились на обоих флангах врезавшегося в нашу оборону широкого неприятельского клипа: и слева, где вчера 76-я немецкая пехотная дивизия захватила больницу и аэродромный поселок, и справа, где части 295-й немецкой дивизии продвинулись до рощиц зеленого пояса, окаймляющих западные окраины города.

Командующий фронтом обещал командарму, что истребительная авиация начнет помогать армии с заволжских аэродромов с восходом солнца. И "ястребки" не запоздали. Их прилетело, наверное, максимум того, что могло быть нам выделено. Советские летчики, как и накануне, сражались бесстрашно. В историю Сталинградской битвы вошел подвиг майора И. Н. Степаненко, который в то утро за один вылет сбил три немецких бомбардировщика. Но фашистских самолетов было в воздухе в несколько раз больше, чем наших, и враг мог себе позволить не считаться с потерями. После того как рассвело, "юнкерсы", сопровождаемые "мессершмиттами", - группа за группой по пятьдесят шестьдесят самолетов в каждой - непрерывно бомбили и штурмовали наши атакующие части, прижимая бойцов к земле.

Тем временем противник подтягивал свои ближайшие резервы. Сопротивление его быстро возрастало. Там, где гитлеровцев сперва удалось немного потеснить, они уже предпринимали попытки вновь продвинуться вперед. И в конце концов пришлось признать как непреложный факт: наша контратака отбита.

Не была ли она напрасной? Я ставлю здесь этот вопрос лишь потому, что он, вероятно, может появиться у кого-нибудь из читателей. У нас же тогда его не возникало и возникнуть не могло.

Да, было горько и больно сознавать, что нечем больше поддержать, нечем надежнее прикрыть стрелковые части и подразделения, доблестно выполнившие свой долг. Если рассуждать отвлеченно, результаты их самоотверженных усилий можно было считать минимальными. Но только если отвлеченно. А что значили эти минимальные и недешево обошедшиеся результаты в конкретных условиях того критического для Сталинградской обороны дня, становилось все яснее с каждым проходившим часом.

Не берусь сейчас гадать, как обернулись бы события, если бы свое решительное наступление с целью прорыва в город и овладения им гитлеровцы смогли начать - а они, несомненно, к этому готовились - еще на рассвете, если бы они вообще первыми развернули в то утро активные действия. Однако так не получилось, какое-то время мы все-таки выиграли, какие-то карты противнику спутали. Его наступление началось позже, причем не везде одновременно. А то, что можно назвать общим штурмом, - только после паузы, около полудня. Но это был натиск, не сравнимый по силе ни с чем, что принимала на себя 62-я армия до тех пор.