Жан Маре - Жизнь актера

— Мы договоримся, если я получу триста тысяч франков в качестве возмещения.

Дюллен вновь превращается в Гарпагона.

Я ухожу в отчаянии. Триста тысяч франков были в то время огромной суммой. Мой контракт составлял семьдесят пять тысяч франков за три месяца. Продюсер ни за что не согласится. Моя Люлю мчится к Польве. Узнает, что он на юге Франции. Звонит туда... О чудо: он дает двести тысяч франков Дюллену, который кладет их себе в карман. Я получаю визу в Италию.

Дюллен бросался в бой, вооруженный великолепной рекламой — двести тысяч франков, которые полностью покрывали расходы на постановку спектакля, и с прекрасным актером Реджани вместо меня! А мои дружеские чувства к Дюллену и восхищение им ничуть не уменьшились.

Жан повел меня на выставку работ Арно Брекера. Этого скульптора, близкого к Гитлеру, не любили в Германии. Его называли «французом», потому что он любил Францию, где жил в героическую эпоху. Именно тогда Жан познакомился с ним и подружился. По-моему, они даже жили под одной крышей. Для Жана дружба была превыше всего и не имела границ. Он не мог отказаться от встреч с другом, и Арно Брекер сказал, что хотел увидеть только двоих: Кокто и Пикассо, с которым он познакомился у Майоля.

На выставке Арно Брекера в музее Оранжери — огромные, чувственные, человекоподобные статуи, о которых Саша Гитри сказал: «Начнись у всех этих статуй эрекция, посетители не смогли бы протиснуться».

Я не понимаю причины своей популярности, поскольку почти ничего не сделал. Девушки оборачиваются мне вслед, вслух высказывают соображения о том, поеду ли я в Италию и идут ли мне темные волосы. Кристиан-Жак заставил меня покраситься, хотя у Мериме Хосе блондин.

Я уезжаю. При мысли о трехмесячной разлуке в такое время сжимается сердце. Увидимся ли мы снова? Я увожу с собой Мулу. Буду говорить с ним о Жане. У меня с собой также рукопись «Вечного возвращения». Недовольный предлагаемыми мне сценариями, Жан решил написать «мой фильм».

— Тебе нужны герой и история великой любви. С тех пор как существует литература, было только две великие истории любви: «Ромео и Джульетта» и «Тристан и Изольда». Ты должен быть Тристаном, ты воплощенный Тристан.

Он перенес историю в наше время. Так в своем багаже я увозил сценарий, ставший трамплином моей будущей карьеры.

Я пробыл в Италии девять месяцев. Девять месяцев, в течение которых я не мог вернуться во Францию даже на несколько дней.

Я учился верховой езде. За две недели тренировок я должен производить впечатление настоящего наездника. Я вновь встретился с Лукино Висконти, который собирался снимать свой первый фильм «Одержимость». Он должен ехать в Феррару. Висконти познакомил меня с друзьями, которые показывали мне Рим. Я открыл для себя настоящие чудеса, недоступные для туристов. В гостинице не разрешают держать собак. Друг Лукино, работающий с ним и также уезжающий на съемки, предоставил мне свою квартиру. Я проводил самые светлые часы досуга в музее Ватикана, где делал заметки для декораций и костюмов своей будущей «Андромахи» [22] «Андромаха» — трагедия Жана Расина. .

Съемки фильма затягиваются. Меня беспокоит, как я исполняю свою роль. Кристиан-Жак давал мне странные указания, например: «Старайся быть больше парижанином».

На просмотрах я себе не нравлюсь и прямо заявляю об этом. Мой режиссер так возмущен, будто я нанес ему личное оскорбление. Но дело в том, что, когда в чьем-то присутствии я занимаюсь самокритикой, мне легче выявить и исправить свои недостатки.

Я доволен только своей верховой ездой. Я делаю все, что от меня требуют, всего после нескольких уроков! Бернар Блие как-то сказал мне: «Ты хороший наездник, а я хороший актер». Это замечание огорчило меня. Должен признаться, что у меня была необыкновенная лошадь — быстрая, послушная. Мне казалось, что не я управляю ею, а что между нами существует передача мыслей.

Именно в этом фильме я впервые выступил как каскадер. Зная, что я люблю риск, Кристиан-Жак пользовался этим. Итальянские продюсеры без конца предлагали мне сниматься в разных фильмах. Но вовсе не из-за моего таланта. Они считали, что достаточно быть французом, чтобы иметь талант. Мне предлагали самые немыслимые роли: например, одну, от которой отказался Мишель Симон.

Жан писал, что кино во Франции переживает кризис. Снимают только ночью из-за недостатка электроэнергии. Скоро выпуск фильмов вообще прекратится. «Вечное возвращение» пылится на письменном столе Польве, который пока не собирается его ставить, хотя Жан Кокто договорился с Жаном Деланнуа, что тот будет режиссером. Вывод: если мне предложат фильм, который меня заинтересует, я должен соглашаться.

В конце концов я без особого энтузиазма подписал контракт с фирмой «Скалера», которая ставила «Кармен» совместно с Польве, на съемки в фильме «Девушка с Запада». Едва я подписал контракт, как тут же получил телеграмму от Польве «Рассчитываем на вас в конце месяца для съемок «Вечного возвращения». Я бросаюсь к директору «Скалеры» г-ну Баратоло, чтобы просить аннулировать контракт. Он отказывается. Я предлагаю ему бесплатно сняться в любом фильме после «Вечного возвращения», если он меня отпустит. Он смотрит на меня совершенно ошеломленный:

— Неужели вы так верите в этот фильм?

— Я уверен в его успехе точно так же, как в том, что он станет настоящим началом моей карьеры!

— Я сотрудничаю с Польве. У меня есть сценарий «Вечного возвращения». Я не разделяю вашего энтузиазма. Не делайте глупостей, в кино все устраивается.

После тысячи перипетий все действительно устроилось. Даже с бедным Мулу, которого я обрил, чтобы ему было не так жарко, а расстроенный Жан писал, что его шерсть может не вырасти до съемок. Жан придумал ему отличную роль в фильме.

Съемки «Кармен» так затянулись, что новый фильм «Скалеры» не вписывался в назначенные сроки. Я отправил заказное письмо в адрес дирекции и на этот раз получил свободу, не платя неустойки.

Я счастлив вновь оказаться в атмосфере, присущей любому дому, где живет Жан, вернуться в маленький рай на улице Монпансье.

Жан дал мне прочесть «Приговоренного к смерти» Жана Жене. Он рассказал, как познакомился с автором этой потрясающей поэмы. Двое молодых ребят — Франсуа Сотен и Лауденбах — принесли Жану стихотворение, поразившее его своей неистовой красотой. Он спросил, есть ли у автора другие произведения, и высказал пожелание ознакомиться с ними.

Молодые люди объяснили, что Жан Жене проводит жизнь в тюрьме и он довольно нелюдимый. Возможно, он даже придет в ярость, если узнает, что они посмели показать его поэму Жану Кокто.

Через несколько дней они принесли рукопись «Богоматерь в цветах» и сказали, что Жене сам за ней зайдет. Он зашел. Жан прочел книгу, она ему не понравилась, и он так и сказал. Жан Жене ушел из квартиры на улице Монпансье взбешенный. Но гений Жене продолжает действовать на Жана. Последующие двое суток он не может думать ни о чем, кроме этой книги. Он очень этим взволнован и признается себе: «Я ошибся, это шедевр». Он вновь пригласил Франсуа Сотена и Лауденбаха: