Максим Свириденков - Полковник Касаткин: «Мы бомбили Берлин и пугали Нью-Йорк!». 147 боевых вылетов в тыл врага

Я тут же поднялся в означенное помещение. Захожу, а там туалет считай на весь этаж, классов-то много было в этом здании до войны. Умывальников штук пять! Я, стоя перед ними, сразу смекнул: «Мать честная, это же кухня прекрасная выйдет!»

Прошел дальше — а там во всю стену писсуары, большое окно выходит во двор. Следом за ними стояли в ряд вдоль глухой стенки унитазы. Я посмотрел и решил, что там, где писсуары, можно общую комнату сделать, а где унитазы — спальню. Вернувшись к командиру полка, я сказал: «Меня устраивает новая квартира! Но мне нужны сантехники, чтобы все убрать, и плотнику, чтобы все довести до ума». Он ответил, мол, это дело простое. И действительно, писсуары и ненужные трубы убрали в течение часа. Помещение стало практически пригодным для жилья.

Правда, очень смущало меня то, что пол в квартире останется кафельным. Хорошим вариантом было бы положить ковры. Однако на мою тогдашнюю зарплату о таких покупках думать не приходилось. Пришлось искать компромисс: пошел я по магазинам и купил две дешевые ковровые дорожки. Застелили мы пол, и даже уютно стало. Картину портил только выступ в стене на месте, где стояли унитазы, из-за него сразу угадывалось предыдущее назначение моего жилья. Взял тогда я в полку полкуба досок, и плотники мне поставили стенку во всю ширину унитазов. После этого получилось вполне приличное жилье.

Это была моя третья казенная квартира, в которой я прожил года полтора. А затем в этом же доме началось распределение более нормальных квартир, организованных на месте учебных классов. Как проходил весь процесс? Командир полка открывал дверь класса, перед ним оказывалось помещение площадью 50–60 метров и три больших окна. Командир тут же мелом размечал пол на три части, чтобы каждому досталось по окну, и спрашивал: «Кто у нас тут в очереди на жилье?» Мы в шапку бумажки кидали и тянули, либо же спички дергали, такая своего рода лотерея получалась. От длины спички или надписи на бумажке зависела площадь квартиры. Хотя на самом деле разница оказывалась очень незначительной.

После распределения квартир начали мы их обживать. На месте проведенных мелом линий надо было возвести перегородки, а на входе сделать тамбуры. Соответственно, мы точно так же, как раньше возили дрова, теперь стали возить доски и фанеру, которые использовали как строительные материалы. Те двое, кому достались крайние комнаты, возводили перегородки, а средний делал общий тамбур. Жилье, хоть и крохотное, но вполне нормальное получилось. Однако именно размеры меня больше всего и не устраивали: у нас с Ниной Алексеевной к тому времени уже было двое детей. Правда, я к тому времени снова дослужился до заместителя командира эскадрильи, и мне дали комнату побольше, но все равно было очень тесно. Тем не менее прожил я в бывшем классе довольно долго. Закончилась моя квартирная эпопея позднее. Смоленск к тому времени весь был практически восстановлен, и Добыш нашел возможность построить на Покровке для летчиков пятиэтажную «хрущевку» на сорок восемь квартир. Кроме того, в центре города возводился дом для штаба ракетной армии. В результате все мои летчики наконец-то перебрались с частных квартир, а я, поскольку был уже командиром эскадрильи, получил квартиру в центре. Правда, в ту пятиэтажку должно было заселяться начальство штаба ракетной армии. И я на второй или третий этаж не рассчитывал. Думал, что четвертый этаж мне достанется. Однако дали мне квартиру аж на пятом. Когда я там обосновался, Федор Иванович спросил меня:

— Ну, как устроился? На каком этаже-то?

— На пятом…

Он развел руками:

— Ну что ж, ты летчик, тебе воздух нужен!

После войны приходилось заниматься не только строительством домов, но добиваться того, чтобы наши самолеты соответствовали времени. У нас ведь совсем недавно был изношенный и устаревший самолетный парк, состоявший из родных «Ил-4», а также американских «В-25» и английских «Либерейторов», полученных в свое время по ленд-лизу. Но, к счастью, в середине 50-х годов такую технику практически вытеснили самолеты «Ту-4», более того, на подходе уже были реактивные бомбардировщики «Ту-16». И, как обычно, обеспечивать все задачи учебно-боевой подготовки должны были летные экипажи нашего полка, который за глаза называли «придворным».

Десять-двенадцать экипажей у нас ежедневно находились в разлетах в самых различных направлениях. Это и участие в перегонах «Ту-4» с заводов по воинским частям, и переброска всевозможных групп офицеров и генералов, направляемых в командировки, и полеты на полигоны и на места вынужденных посадок. А их появилось весьма много, ведь вся армия переходила на новые конструктивно сложные самолеты.

Однако и со старой техникой надо было что-то делать. Мы в нашем Гризодубовском полку решили переоборудовать свои транспортные самолеты «Ли-2». Дело в том, что отопление в них не было предусмотрено конструкцией. А мы решили поставить печи: все-таки возили много пассажиров, десантников, и жалко было их морозить. Однако для установки печей пришлось нарушать конструкцию: где-то делать выхлопы, отверстия сверлить, патрубки высовывать. Естественно, если бы мы, неспециалисты, стали устраивать это своими силами, последствия могли бы получиться самыми неприятными… Поэтому заказали мы такое изменение конструкции на Ташкентском авиационном заводе.

Поэтому мы тогда свои самолеты и гоняли в Ташкент на переоборудование. Если нам говорили, что все будет сделано в течение ближайшей недели, то мы оставались в Ташкенте и дожидались, когда все будет готово. А если требовалось более длительное время, то перегоняли сразу почти десяток самолетов, часть из них оставляли, а на других возвращались обратно, а потом прилетали снова и забирали свои машины.

Однажды в Ташкенте мы ждали, когда будет готов очередной самолет. Как коротали время? Ходили на базар есть шашлыки. В Ташкенте, кроме того, были очень хорошие манты, чебуреки. И все стоило довольно дешево, особенно фрукты. Глаза просто разбегались! Прямо на базаре продавался и чай в пиалах: черный, зеленый, с кумысом, с молоком и даже соленый. Одним словом, хватало экзотики.

Вскоре мой самолет переоборудовали. Облетали мы его, и я предложил штурману: «Давай попробуем заправиться по полной и махнем без посадок до Смоленска? Что мы будем садиться в Актюбинске, в Рязани? Долетим и так. На крайний случай, у нас Вязьма есть. Сядем, если что, перед Смоленском».

Сказано — сделано. Мы залили все четыре бака под пробку и вылетели из Ташкента. Вот под нами уже Актюбинск, затем Куйбышев пролетаем, к Рязани приближаемся. Там нас начал диспетчер усиленно уговаривать: садитесь же, наконец! А у нас был еще целый бак горючего. Конечно, мы садиться отказались и прямиком направились на смоленский аэродром. Таким образом, 13 часов 46 минут я провел в воздухе без посадки на самолете «Ли-2». Все говорили потом, что это невозможно, поскольку горючего не хватило бы. И они почти правы. Когда мы подлетали к Смоленску, у нас на щитке приборов в трех баках горели красные лампочки, а в четвертом оставалось всего порядка 150 литров, то есть в обрез, но мы долетели и нормально приземлились.