Андрей Разин - Человек Тусовки

Туман обволакивал меня все плотнее, мне хотелось сказать, чтобы они катились ко всем чертям, я не хочу никого видеть, но вместо этого я почему-то смеялся, говорил что-то невпопад, язык мой был просто оловянный. Стоп! Я знаю, что мне нужно: только женщина рядом, все равно какая, ведь я уже не в силах буду рассмотреть как следует ее лицо, но где, черт подери, ее взять?

— Послушай, Кречет, наверняка у тебя есть…

— Что?

— Неужели ты никого… В этом отеле… Без моего присмотра.

— Ты рехнулся… Настроения никакого… Хватит тебе пить.

Я рассмеялся:

— А что мне еще делать…

И вдруг меня осенило, полнейшего идиота и выпивоху, Вика. Она сидит с бокалом в руках и внимательно разглядывает меня. У нее округлые колени и длинные ноги, а в глазах какая-то чертятинка. Я подсел к ней поближе. Рюмка из моих рук грохнулась на пол и глухо разбилась.

— На счастье, — сказал Кречет. — Мне хочется спать.

Все остальные поплелись за ним к двери.

— Останься, — сказал я Вике. — Надо поговорить…

Я поднялся и повернул ключ в двери.

— Ты мне давно нравишься, — сказал я. — Если хочешь — любовь с первого взгляда. А что, ты мне не веришь?.. Я такой. Взял да и влюбился. А сейчас я хочу выпить за тебя… — Лучше не пей, — сказала она. — Тебе хватит…

— Давай отдохнем как следует, — пробормотал я и потянулся к ней.

— Тебе и в самом деле неплохо бы развлечься, но сделаем это в другой раз. И тебе будет приятнее, и мне… А сейчас не стоит. Ты смертельно пьян, Распутин. Лучше отдохни.

Она обхватила меня за плечи и повела к постели.

— Тогда поспи рядом… Мне страшно одному… Здесь много постелей…

— Хорошо, я побуду рядом.

Она помогла мне раздеться. Я не пытался заманить ее в постель. Меня в самом деле охватил ужас, от которого бросило в ледяной пот. Боже, Автандил сейчас в камере, в самой настоящей тюрьме, и все это не сон.

Вика выключила свет и сидела в полумраке на диване напротив.

— Ты спи… Я буду здесь. А завтра мне надо поговорить с тобой.

— О чем?

— Сегодня не стоит. Завтра утром. Закрой глаза и спи.

— Дай мне еще коньяку, — попросил я. Может, эта последняя рюмка свалит меня вконец, и я не смогу ни о чем думать.

— Не надо. Я прошу тебя…

— Хорошо.

Я отвернулся к стене и провалился в пустоту. Когда утром я открыл глаза, Вика сидела на диване напротив. Откуда она здесь? Я спросил ее об этом деревянным, нешевелящимся языком. Она сказала, что я попросил ее остаться, и она спала здесь, в этой комнате. Я принялся мучительно вспоминать, что было между нами, но так ничего и не вспомнил. Она принесла кофе, я сделал несколько глотков.

— Ночью ты упал с кровати, — сказала она. — Тебе было плохо… Ты стонал и задыхался. Хорошо, что я не дала тебе больше пить.

— Спасибо, — сказал я. И вдруг вспомнил — она о чем-то хотела рассказать мне.

— Ты хотела поговорить со мной, — сказал я, вползая повыше на подушку.

— Хорошо… Видишь ли, я знаю нескольких человек, которые очень интересуются тобой, всем происходящим…

Я вздохнул: только-то и всего, мною, к сожалению, интересуются в эти дни очень многие.

— Ты знаешь их… Один из них посвятил тебе парочку заметок. Я сама читала.

— Чикин?! — неуверенно переспросил я.

— Да, он.

— Ничего удивительного. Эта скотина почувствовала запах. Она не сообщила мне ничего необычного. Ясно, что Чикин в курсе всех дел. Не случайно первым вылез с информацией на экран телевизора.

— Когда я прочел о тебе, я понял, что ты это сделала через Чикина. У себя в газетке он все держит в руках. И, видно, неплохо заплатила?

— Я не об этом. Его человек звонил мне и расспрашивал о тебе. Мне кажется, они что-то готовят. Я думаю, они будут пытаться использовать меня…

Я внимательно на нее глянул.

— Спасибо, но все это не имеет никакого значения. Или я выкарабкаюсь, или… Но я тебе благодарен. И за эту ночь, и за информацию. Она мне может пригодиться.

Как только она вышла, я принял решение: сегодня же лечу в Москву. Я должен быть там и больше нигде. Концерты закончат сами. Откладывать встречу со следователем не имеет никакого смысла. Я сказал своим, что улетаю, и через час был уже в аэропорту. Я не взял с собой охранников и вез деньги в обычном полиэтиленовом пакете. Будь что будет — я не должен отсиживаться… Прямо из аэропорта я поехал к Джалиле. От, моего вида она ахнула:

— Ты выглядишь и больным, и усталым.

— Я болен, и я устал…

— Ты меня превратно понял. Ты взял и напился. От тебя разит за полкилометра…

— Это неважно. Я бросил все и уехал. Не могу больше, не выдерживаю. Мне страшно, сердце дрожит, как у зайца.

— Сейчас ты придешь в себя, забудешь обо всем на свете…

Она приготовила кофе, мы сидели в ее огромной кухне и почти не разговаривали. Наконец она сказала:

— Пошли.

Мы оказались в китайской гостиной, Джалила уложила меня на широкий диван, присела рядом.

— Закрой глаза, старайся ни о чем не думать…

Я увидел, как ее тонкие пальцы взвились над моим лицом, телом, мне сразу сделалось тепло, меня раскачивало на волнах, убаюкивало, я избавлялся от тяжести в каждой клетке своего тела. Я слышал сквозь невидимую толщу ее отдаляющийся голос:

— Тебе легко, ты уверен в себе, ты очень спокоен. У тебя все в порядке, злые люди бессильны перед тобой, ты легко совладаешь с обстоятельствами.

Потом я куда-то ехал (или летел), навстречу мне рвались мягкие воздушные потоки, они поднимали меня все выше, наполняли легкие…

Когда я открыл глаза, она дремала в кресле напротив. На ней был тонкий шелковый халат, приоткрывающий ее длинные ноги… Боже почему она почти раздета, ведь на ней был совсем другой костюм — мягкая кашмирская шерсть, золотые цветы, на ногах — черные колготки. Мне кажется, что передо мной видение, я снова закрываю глаза, на некоторое время забываюсь, снова просыпаюсь и вижу ее в таком же положении — тонкие, неземные ладони сложены на груди, голова откинута набок. На ее лице усталость, во время своих сеансов она ужасно устает, почти не остается сил, ее энергия уходит и долго не восстанавливается. Вероятно, она переоделась, чтобы уйти спать, но силы покинули ее, и она осталась здесь, в этом кресле — совсем рядом со мной, а может, она вовсе отсутствовала здесь, ее уносило в другой мир, и меня тоже, не случайны же были полеты и несущийся ветер навстречу, а теперь мы оба рухнули обессиленные с высоты. Но почему я помню запах ее волос, ее тела, он так знаком мне… Неужели? Я помимо воли поднимаюсь и иду к ней. Я становлюсь перед ней на колени, начинаю гладить ее руки, ноги, я обнимаю ее за талию и начинаю целовать ее губы. Ее глаза по-прежнему закрыты, она лишь улыбается во сне одними уголками губ. Я беру на руки ее легкое, почти воздушное тело и несу на постель, я расстегиваю ее халат и начинаю все вспоминать: да, все это уже было, ее прикосновения, запах ее волос и тела, мы на этот раз уже вместе с ней проваливаемся куда-то надолго, я прихожу в себя через толщу времени, я вижу, что снова один, ее нет рядом, ее нет в кресле напротив, мне кажется, что передо мной снова был уж если не сон, то видение…