Александр Куманичкин - Чтобы жить

В сентябре того года наш 41-й гвардейский полк командование 2-й воздушной армии решило перевести на ночные полеты. Почему выбор пал на наш полк, почему понадобилось хорошо дерущихся истребителей, столь необходимых во время развернувшегося в те дни наступления на Киев, снимать с фронта и отправлять в тыл на повышение квалификации, не знаю. Но приказ есть приказ. Полк подняли по тревоге, и через некоторое время мы были уже в Грайвороне, в глубоком тылу. Все радовались нечаянной передышке, не слишком, однако, веря, что она надолго, и добросовестно изучали УТ-2, оборудованный для ночных полетов. В глубине души мы понимали, что рано или поздно нас вернут к обычным боевым вылетам, что "сверху" будет пересмотрено это скороспелое решение, что скоро, очень скоро мы снова будем на передовой.

Так оно и произошло. Только-только полк стал осваивать технику ночного пилотирования и материальную часть УТ-2, как поступил приказ: "Срочно вылететь на фронт". Предстояла обычная наша работа, и все готовились к ней. Все, кроме меня. Так как за сутки до этого приказа у меня разболелся зуб. Щека распухла, губа отвисла, флюс, одним словом. Боль адская, нестерпимая. В таком состоянии не то что летать, ходить-то по земле было невозможно.

- Главное, что меня радует в капитане Куманичкине, - сказал Саша Павлов, увидев меня с раздувшейся щекой, - это гармоническая красота его внешних форм.

- Что красота? - возразил Миша Семенцов. - Главное - удобно и экономично. Взлетел - видит фрица. Показал тому свою щеку - фриц сражен наповал. И боеприпасов расходовать не надо, и противник уничтожен!

Словом, все веселились как могли. А у меня не было сил даже улыбнуться. Впервые в своей жизни я испытал зубную боль. Уже после войны я прочитал где-то, что в военные годы статистика зарегистрировала резкое падение "гражданских" болезней - люди меньше болели гриппом, болезнями сердца, желудочными заболеваниями и прочим. Что ж, видимо, в этом случае я стал исключением. Двадцатитрехлетний здоровый парень, я не мог ни разговаривать, ни думать ни о чем, ни даже курить. Какой уж тут вылет!

Летчики моей эскадрильи собрались на экстренный консилиум.

- Ребята, - сказал Саша Виноградов, - надо зуб нашего комэска привязать ниточкой к двери и объявить сигнал боевой тревоги. Все ринутся к самолетам и...

- Дверь жалко, - вздохнул Семенцов, - сломается обязательно.

- А если тросом к тягачу? - спросил сердобольный Коля Королев.

- Тогда уж к моему самолету, - добродушно разрешил Миша Арсеньев. - Ты, Саша, не волнуйся, я аккуратненько взлечу.

- Ребята, любую боль снимают красивые девушки, - авторитетно заметил Виноградов, - может, отведем комэска на танцы?

- Какие танцы? Какие танцы могут быть в такое боевое время? И какие девушки? - возмутился Семенцов. - Есть испытанный метод, двести граммов спирта - и рвать. Несите спирт!

Принесли спирт. Заставили выпить, а потом подхватили меня под руки и повели в санчасть батальона обслуживания. Встречным летчикам Миша Семенцов охотно объяснил ситуацию:

- Вот ведем нашего красавца. На свидание.

- А что он, сам не может? - удивлялись ребята.

- Он у нас очень застенчивый. Как увидит ее - сразу бежать. Или в обморок. Сами знаете, молодо-зелено. Необстрелянная молодежь! Все заботы вынужден взять на себя. Помрет же парень от несчастной любви.

- А кто она? - любопытствовали встречные.

- Как кто? Бормашина, конечно. Ждет его ненаглядная, не дождется...

- Серьезная особа. Ну, Саня, ни пуха ни пера!

Под эти напутствия, уже поздно вечером, мы наконец разыскали санчасть. Разумеется, домик, где она размещалась, оказался на замке - все врачи разошлись по квартирам.

- Не дрейфь, командир! - похлопал меня по плечу Семенцов. - Разыщу доктора, и все твои болезни вмиг прекратятся.

Он исчез, а мне стало совсем плохо. Я понимал, что с больным зубом я не боец и не летчик. Надо было что-то делать, но, кажется, в тот момент я с большим удовольствием провел бы два десятка боев, нежели согласился бы дергать зуб. И дело тут было не только в "традиционном" страхе перед зубным врачом. По аэродрому в те дни гулял видавший виды томик чеховских рассказов. В перерывах между полетами мы вслух и поодиночке читали Чехова. Я и сам весело хохотал, когда Миша Семенцов в лицах читал "Хирургию", не думая и не гадая, что в скором времени меня самого ожидают аналогичные страсти. И вот сейчас, когда боль стала совсем уж нестерпимой, я вдруг вспомнил методы лечения фельдшера Сергея Кузьмича, и от этих воспоминаний мне стало совсем худо.

Неутомимый Миша Семенцов разыскал нянечку из зубного кабинета, та объяснила, где живет докторша, и ребята организовали доставку врача к "умирающему пациенту", как назвал эту операцию все тот же Семенков. Доктором оказалась молоденькая девушка таких внушительных размеров, что мне сразу же расхотелось лечиться.

- Доктор, - торжественно провозгласил Семенцов, подводя девушку к крылечку зубного кабинета, - знаете ли вы, кто сидит перед вами? Вы думаете, что это всего-навсего капитан с флюсом? Нет, доктор, это - гордость второй воздушной армии, это бесстрашный комэск-2, за голову которого рейхсмаршал Геринг посулил 2 миллиона марок, это ас, сбивший 12 самолетов лично и 4 в групповых боях. Это, наконец, личный друг прославленного воздушного сокола Михаила Семенцова!

- А кто это такой, Михаил Семенцов? - робко спросила докторша, открывая кабинет. - Я о нем что-то никогда не слыхала.

- Это я! - гордо ответил Миша. - Неужели вы меня не узнаете?

- Что с больным? - засмеялась докторша. - Ну-ка откройте рот.

Она усадила меня на скамью, заменявшую зубоврачебное кресло, зажгла операционную лампу помощнее, долго изучала больной зуб и наконец загадочно сказала:

- Абсцесс.

- Ну, вот видишь, а ты боялся, - утешил меня Семенцов. - Всего-то какой-то паршивенький, как его, доктор?

- Абсцесс, - повторила докторша, - рвать нельзя.

- Доктор, - вежливо сказал Миша Арсеньев, - дело в том, что мы завтра вылетаем на передовую. Мы, доктор, как вы успели заметить, - летчики, а этот несчастный - наш комэск. Комэск, доктор, - это командир эскадрильи. Не можем мы лететь на фронт без своего командира. Получается какой-то абсцесс, доктор, как вы справедливо изволили заметить.

- Рвать нельзя, - повторила докторша, - не имею права. Это не положено. Надо сначала снять воспаление. Вы, товарищи, как маленькие. Это же очень больно рвать зуб в таком состоянии.

- Ну ладно, - вдруг покорно согласился Мишка Семенцов. - Нельзя, значит нельзя. Ты уж прости, Саня, что так получается. Хотели как лучше. Думали, вырвем зуб, полетим завтра вместе. Но - нельзя! Оставлять же тебя мучиться с нашей стороны было бы просто свинством. Как сказал какой-то писатель, загнанных лошадей пристреливают, не так ли? - Семенцов покрутил пистолетом перед моей распухшей щекой. - Ребята, попрощайтесь с товарищем!