Михаил Пришвин - Дневники 1928-1929

Спущенная Нерль сразу причуяла гнездо, но, как молодая и с решительным характером собака, не сделала стойки вдали, а быстро пошла и скоро исчезла в кусту. Но по ее манере быстро, волчком вертеться в лесу вокруг меня, я ожидал ее выхода из куста, но она не вышла, и вдруг там, в том кусту раздалось хлопанье крыльев, потом видели мы, как испуганная, вероятно со страха, прямо вертикально над гнездом взлетела тетерка, запуталась крыльями в кусту. Конечно, это было одно мгновенье, и собака невежливая могла бы свободно тетерку в это мгновенье схватить. Я крикнул очень громко невидимой Нерли: «Лежать!» и бросился к кусту. Яйца без наседки теперь мне сразу бросились в глаза, одно было разбито, два выброшены, а Нерль лежала, не доходя до гнезда. Было ясно, что не она, упавшая по моему крику, расстроила гнездо, что сама тетерка так рассердилась, что не отбежала, как обыкновенно, а подпустила собаку и при взлете крыльями выбросила два яйца и одно раздавила. Оба выброшенных теплых яйца я уложил обратно в гнездо, надел на объектив линзу для снимания больших предметов, согнул прутья ивы, улегся на них животом прицелился в визирь и ласково сказал все еще лежащей в неестественной позе Нерли:

— Нерлюшка, встань, понюхай, но смотри…

Она встала и пошла на гнездо. Я построже сказал:

— Смотри, ос-то-рож-но!

Она остановилась, и я снял гнездо в кусту при самой большой диафрагме в 3,5 со скоростью в 1/ 50секунды.

<���На полях> Охота с фотокамерой для меня всегда звучала чуть-чуть глуповато: за зверем охотиться, за птицей, за деньгами, за счастьем, — все понимаю, но за изображением… вот так охота! Но охота за дичью этой весной была запрещена, я выписывал себе карманный аппарат из Германии не для того, чтобы с ним охотиться, а попробовать ввести фотографии в свои рассказы и очерки как изобразительный прием.

Что делать? Для нас, охотников-любителей, наступило тревожное время испытания: именно мы, любители, в большинстве случаев более образованные и сознательные, чем промышленники, должны в это тяжелое время стать во главе управления охотничьим хозяйством страны. Что делать? Вот только миновало невозможно мучительное запрещение весной охоты, и уже приходится говорить о новом ограничении: до 1-го Июля, когда большинство <1 нрзб.> не вывелось, нельзя натаскивать собак без ущерба хозяйству…

Через несколько дней я очень осторожно, ползком подобрался к гнезду, рассчитывая снять саму хозяйку, но ее не было, а яйца лежали уже совершенно холодные. Кто мне объяснит причину расстройства? Я лично думаю, что именно разбитое яйцо отпугнуло тетерку. Мне осталось снимать не живую птицу, а только холодное мертвое гнездо.

18 Июня. Жарко и потом в 12 д. гроза и ливень. Записываю в грозу и ливень: одни редкую радость свою готовы считать лишь началом новой печали, другие даже горе принимают за начало какой-то новой неведомой радости. Я часто осенью, когда листья опадут, те же самые голые деревья вижу с весенними шоколадными почками. Мне бы очень хотелось добиться встречать всякое свое огорчение как обещание весны. И потому свои рассказы я начал с осени.

19 Июня. Не знаю, могу ли я предвидеть, сказать что-нибудь верно о будущем, но я наверно могу о многом, установленном в настоящем как бы на вечность, сказать: оно пройдет без следа и в будущем не останется даже в памяти.

Видел старого Голицына, ему 81 или 82 года. Он ученик проф. Шевелева (Шевелев давал ему уроки в Париже в возрасте 15 лет). Старейший (в Москве) студент Московского университета, 5-летним мальчиком <1 нрзб.> видел Николая I… Московский городской голова. Член партии мирного обновления.

Написать рассказ о весне с главой о табаке, начало этой главы: «Держу я себя в руках не ровно, а посредством бунтов, вдруг замечу, например, что я в плену формата бумаги и брошу этот формат или что привыкаю к мягкому креслу, и так без конца: жизнь моя — бунт. Так случилось, обратил я внимание, что нахожусь в полном плену папироски, и мысль блеснула — а почему бы не бросить?»

20 Июня. Внимание теперь устремлено исключительно на человека текущего, в котором, конечно, само собой, таится и творческая личность, создающая будущее.

Огромный монастырский пруд, ближайший к посаду, прорвало во время революции, мало-помалу по руслу маленькой Кончуры сбежало все лишнее, обнажилось песчаное дно, сильно удобренное илом. Быстро пошли расти по берегам речки богатейшие сладкие злаки, вся долина Кончуры стала роскошным заливным лугом, и в нынешнем году его сняла в аренду милиция. Сегодня я отдыхал на берегу маленькой речки в густой траве, создававшей при монахах озеро, в СССР — заливной луг, любовался текущей водой и думал о текущем человеке: что революция и последующее разорение поставили нас лицом к лицу с текущим человеком, и это многих заставило думать, что того сложного исторического человека, носители которого все мы более или менее, — нет и, может быть, не было.

— Житие Сераф. Саровского? — воскликнул мой спутник, — да это же по-нашему времени самое завидное, самое счастливое, если бы можно было уйти в пустыню, мы все бы ушли.

И правда, какое это было счастье знать, что от меня самого зависит уйти куда-то в безлюдье и там внутренним деланием влиять на все человечество.

Сегодня отсылаю работу к Разумнику и приступаю к сборам в отъезд.

Вы спрашиваете, почему я так много пишу о животных и так мало о человеке, я вам открою причину: сердца не хватает на человека… Я описал хорошо смерть собаки в рассказе Анчар, но, как умирал близкий мне человек, я не могу описать, хотя он даже не умер и живет теперь хорошо: мне было так тяжело, что описать это я не в состоянии. Пишу я о животных не потому, что их больше люблю, а что тут легче с собой справиться, выбиться из-под тяжести факта на волю, снова захотеть играть и рассказывать сказки.

21 <���Июня>. Бывает, всякое доброе слово отскакивает от скверной жизни как от стены горох, и потом, когда скажется утомление — женщины узкозадые позеленели от абортов, вещи, созданные легкомысленным трудом, поломались — охота к прочной жизни является, как необходимость, без слов… Мы накануне, а может быть, уже и вступили в сферу той бессловесной добродетели, совершенно необходимой для роста органической жизни. «Чти отца своего!» нынешний человек еще, конечно, не скажет, но живет он уже согласно этой заповеди органического роста, необходимой, вероятно, и для прозябания трав.

План. За июль <1 нрзб.> заказник, в процессе работы натаскать собак и собрать материалы для детской книжки о лесе (Щевелек). Немалую роль будет играть фотография.

С. А. Тиойн — радиотехник и служащий Красного Креста, вырос в срок жизни советской власти, не коммунист, но как беспартийный — отличный работник, это достижение свое соединяет с существом советской власти и стоит за нее больше, чем коммунист.