Лариса Васильева - Дети Кремля

Одна кража влекла за собой другую. Дружки стали подумывать о более крупном «деле», которое дало бы им сразу много денег. Николаю, который был уже полностью в руках шайки, поручили достать оружие и найти квартиру, которую можно было бы ограбить. Выбор пал на два «объекта»: один из них квартира, другой — касса одного из институтов, расположенного в пригороде Москвы. Вот тогда особенно пригодилась машина влиятельного папаши Андрея.

Остановка была только за оружием. Без него грабить не решались. Но Николай, давший слово украсть пистолет, трусил. Он чувствовал себя между двух огней и не знал, что делать. Тогда «товарищи» завезли Николая в лес и, приставив нож к горлу, взяли обещание, что оружие будет доставлено.

Неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы не помешало одно обстоятельство: о некоторых проделках компании узнал знакомый Андрея Эдуард В. А что, если Эдуард расскажет о них кому-нибудь? Или, что еще хуже, сообщит куда следует? Не будет ли это той нитью, за которой потянется весь клубок?

Спустя два месяца в пустынной местности, за несколько километров от Москвы, был обнаружен труп юноши. Это был Эдуард. А вскоре бандиты сели на скамью подсудимых. Андрей и Александр получили по двадцать лет исправительно-трудовых лагерей, Альберт — пятнадцать, Анатолий — десять. Николая сочли возможным к суду не привлекать.

Таков печальный финал этой истории.

Советский суд сурово, по заслугам наказал бандитов. На этом можно было бы поставить точку. Но нам кажется, что названы не все виновные.

В самом деле, почему могла возникнуть в здоровой среде советской молодежи такая гнилая плесень: люди без чести и совести, без цели в жизни, для которых деньги служили высшим мерилом счастья, а высокие человеческие идеалы — любовь, дружба, труд, честность — вызывали лишь улыбку? Откуда появились эти растленные типы, как будто сошедшие с экранов гангстерских американских фильмов? Что толкнуло молодых девятнадцатилетних людей, московских студентов, на преступный путь? Нищета, безработица, голод, дурной пример родителей? Ни то, ни другое, ни третье. Андрей — сын крупного ученого. Мать Александра — кандидат технических наук. Отец Альберта — полковник в отставке. Отец Анатолия — инженер.

В обвинительной речи на суде прокурор, цитируя высказывания замечательного советского педагога А.С.Макаренко, говорил о том, что в отношении родителей к своим детям должно соблюдаться чувство меры. Дети страдают от недостатка любви родителей, но портиться могут и от избытка любви — этого великого чувства. Разум должен быть регулятором семейного воспитания, иначе из лучших родительских побуждений получаются наихудшие результаты и аморальные последствия.

Разума, этого регулятора семейного воспитания, не было в семьях осужденных.

Как гром среди ясного неба обрушилось на эти семьи известие о том, что их выхоленные, «воспитанные» сынки на самом деле грабители и убийцы!

— Наш сын невиновен! Он не способен зарезать даже курицу! Это ужасная ошибка! — таковы были первые слова, с которыми родители обратились к следователю.

Они наняли лучших адвокатов и стремились любыми путями смягчить участь своих детей. А мать Александра даже явилась к родителям убитого Эдуарда и предлагала им деньги за то, чтобы они постарались выгородить на суде ее сына.

Толстые папки следствия, многочисленные документы, показания свидетелей обличают не только преступников. Атмосфера преклонения и угодничества, окружавшая юношей в семье, исполнение любых желаний приучили их к мысли, что им все дозволено. Известно, что такими же убеждениями была проникнута дореволюционная так называемая золотая молодежь: сынки богатых дворян, фабрикантов, купцов. Родители осужденных не дворяне, не фабриканты и не купцы. Это люди труда, которые не мыслят своей жизни без общественно-полезной деятельности. Но уважение к труду и верность этим принципам они не сумели воспитать в детях, считая, что все это придет само собою, с годами, а пока, дескать, пусть погуляют и повеселятся. А ведь от праздности, от распущенности до преступления — один шаг…«

Фельетон потряс страну, хотя преступления, подобные описанным в нем, совершались ежедневно. Но о них не писали, чтобы не волновать общественность: иллюзия благополучия страны. А главное, чем взбудоражил фельетон, состояло в том, что его «героями» были детки высокопоставленных родителей, имена которых, тем не менее, не назывались.

Слово «плесень» долгое время было нарицательным.

Майя Каганович была уже взрослой, когда в ее семье в конце тридцатых годов появился маленький мальчик Юра.

В книге Феликса Чуева «Так говорил Каганович» история усыновления Юрия дается из уст самого Лазаря Моисеевича:

«— Майя, поезжай в детские дома, может, тебе понравится какой-нибудь мальчик, давай возьмем его, будем воспитывать.

Майя поехала. В одном из детских домов ей приглянулся мальчик — беленький, голубоглазый. Он с первых минут привязался к Майе.

Привезли его домой, в Кремль. Посмотрели:

— Хороший мальчик, но кто же скажет, что он наш сын? Вот если б черненький…

Пришлось Майе поехать еще раз. Выбрала черноволосого мальчика. Его не привозили в Кремль, чтобы не травмировать, а только сфотографировали. Родители посмотрели карточку — понравился. Привезли. Было в нем что-то восточное. На вид — годика два с половиной. Больше о нем ничего не было известно — кто он, от каких родителей… Но сам он себя называл Юрой Барановым«.

Есть у меня два воспоминания.

Первое — перед новым, 1944 годом я, девчонка, была в Кремле в квартире у Ворошиловых. Их внук Клим повел меня в квартиру к другому мальчику, Юре. Там в большом холле стояла большая елка. Мы втроем начали украшать ее. Мальчики притащили стремянку, и я влезла на самый верх. Они подавали мне игрушки и говорили, куда надо вешать. Юра показался мне очень красивым.

Второе воспоминание. 1953 год. Первокурсниц филфака МГУ пригласили на вечер танцев в свой клуб первокурсники академии имени Жуковского. Я ненавидела танцы, но девчонки уговорили — пошла. У входа в клуб — он помещался в здании бывшего, знаменитого при царе, ресторана «Эльдорадо» — наша девичья стайка столкнулась с группой выходящих юношей в летной форме. Запомнился один: высокий, стройный, белолицый, неописуемый красавец. Он что-то громко кричал, размахивал руками, хохотал.

Я узнала его. С ним вместе вешала игрушки на елку в его квартире в Кремле. Я его вспоминала. Довольно долго. Мне показалось, что, когда вырастет, он будет похож на мою романтическую любовь — полководца Петра Багратиона.

— Это Юрка Каганович, между прочим, женат, — сказала одна девушка из нашей группы.