Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

— Гони бутылку, сейчас я буду прыгать!

— Гани бутылк, гани бутылк! Ты прыгни наперед, а я — гани бутылк!

Я лениво взял в руки пояс и легко перепрыгнул через него несколько раз вперед, а потом и назад. Все ахнули. Саид, мгновенно отрезвев, погнал в магазин за бутылкой. Мы весело выпили, но показалось мало. Я и говорю уже подвыпившиму Саиду:

— Татарин, а хочешь меняться — ты ставишь еще одну бутылку водки, а я — бутылку десятилетнего коньяка из Тбилиси!

Саид смекнул, что эта сделка выгодная, но все-таки потребовал:

— Покажи!

— Ты что, своим не веришь, не поставлю — ты можешь свою бутылку и не открывать… и т. д. и т. п.

Татарин побежал еще за одной бутылкой, а я открыл подарочный набор «Охотничий», который привез из Тбилиси. Там были три маленькие бутылочки по 25 миллилитров (грамм) 10-летнего коньяка — точные копии обычных бутылок. Я достал одну из них, поставил на стол, и мы стали ждать прихода Саида. Тот забежал с бутылкой и уставился на это «чудо» на столе.

— Это не бутылк! — только и сказал он.

— А что это — чашк, банк или кружк? — это и есть бутылк, только маленький, а размеры мы и не оговаривали! — убеждал я Саида. Ко мне присоединились и соседи, которые тоже убеждали Саида: «Это бутылк, настоящий бутылк!»

Добрый татарин не выдержал — открыл бутылку и разлил водку по стаканам. Для запаха мы добавили в каждый стакан по наперстку коньяка, а красивую бутылочку Саид запрятал себе в тумбочку.

— Чтобы помнил, как меня надули! — смеясь, сказал он.

Назавтра выпить уже было нечего, я и вечером проглотил вторую бутылочку коньяка. А потом шальная мысль пришла мне в голову. Я втихую поставил эту пустую бутылочку рядом с первой в тумбочку Саида. А вскоре появился и слегка выпивший Саид.

— Как ты меня вчера надул со своей бутылочкой коньяка! — вспомнил Саид.

— Может и надул, но если быть честными, то бутылок коньяка было две! — убежденно сказал я.

— Один, один! — настаивал Саид, ища поддержку у соседей. Но они только воротили носы, не понимая, чью сторону выгоднее принимать.

— Давай спорить на бутылку водки — предложил я, — что бутылок коньяка было две!

— Давай! — вдруг согласился Саид, — я знаю, как доказать. Я спрятал пустой бутылк в тумбочка!

Саид открыл тумбочку и достал… две пустые бутылки из-под коньяка. Жаль, что я не сфотографировал выражение лица Саида. Станиславский сказал бы, что это мимика «высшей степени удивления». Не меньшее удивление было и на лицах у соседей — они же видели вчера, что Саид прятал в тумбочку одну пустую бутылку. Но им маячила выпивка «на халяву», и они признали, что бутылки было две.

Саид побежал за водкой…

Назавтра я выпил последнюю бутылку коньяка, а пустую, конечно же, сунул опять в тумбочку Саида. И когда вечером подвыпивший Саид пришел домой, я сразу «взял быка за рога».

— Ну, Саид, значит, выпили мы с тобой мои три бутылки коньяка…

— Что? — перебил Саид, — какой три бутылк? — и он быстро открыл тумбочку, где красовались живописной группкой три цветастые бутылочки.

— Сволочи! — возопил Саид, — надули меня все-таки!

— А вы, — он кивнул на соседей, — вместо того, чтобы сосед помогай, этот жулик, — и он показал на меня, — помогай!

Хороший, добрый и бесхитростный парень был Саид. Был, потому, что нет уже его.

Он получил квартиру в новом «спальном» районе, где все дома одинаковые. Приходит выпивший, как ему показалось, к себе домой, пытается открыть дверь. А оттуда выходят жильцы и прогоняют его. Саид сидит на лестнице, соображает, осматривает дом — вроде его, и снова начинает рваться в квартиру. Теперь уже жильцы накостыляли ему бока, и Саид вышел наружу. Сел на крыльцо, а дело было зимой, и замерз там. А дом его был рядом, как две капли воды похожий на тот злосчастный, куда рвался Саид…

Теперь о Жижкине, который и инициировал мою обещанную свару с Мазиной. Вел себя он нагло — заходил в мою комнату, пользовался моей электробритвой, и что хуже всего, выливал после этого на себя мой одеколон. Лукьяныч мне донес на его безобразное поведение. Я и заменил одеколон во флаконе на уксусную эссенцию, которой клеил магнитофонную пленку, а одеколон залил во флакон из-под эссенции.

— Видишь, Лукьяныч, — предупредил я его, — это эссенция, смотри, не обожгись ненароком!

И вот утром снова заходит наглый Жижкин и бреется моей бритвой. Хитрый Лукьяныч молчит. Но когда Вася налил полную ладонь эссенции вместо одеколона, Лукьяныч не выдержал:

— Сенсация, Вася, это — сенсация! — крикнул он, перепутав незнакомое слово — «эссенция», на столь же непонятное — «сенсация».

И тут, действительно, произошла сенсация. Вася плеснул полную ладонь эссенции себе в лицо и успел растереть, полагая, что это жжет одеколон. А потом, когда понял подмену, стал бегать по квартире с криком и пытаться смыть едкую жидкость. Но вода, как на грех, не шла из крана (и такое бывало подчас!), и наш Вася обливался из чайников на плите, вытирался полотенцами, а Лукьяныч не переставал вопить: «Сенсация, Сенсация!».

Наконец, разобрались, где сенсация, а где эссенция, а Вася неделю ходил с обожженными щеками и шеей.

— Не будет больше чужого добра трогать! — резюмировал Лукьяныч.

Но Жижкин продолжал вести себя непослушно. Привел он как-то (первый раз, между прочим!) бабу, и стал требовать, чтобы я открыл ему запасную комнатку. А бутылку, положенную при этом, ставить отказался. Ну, я не открыл дверь, разумеется, и ушел спать к Тане. Тогда он спьяну из последних своих силенок, раздолбал ногами дверь. Замок вылетел, пломба сорвалась, но он вошел в помещение. Положил туда свою даму (не иначе, как с вокзала привел!), припер раздолбанную дверь снаружи шкафом, а сам, сдуру, пошел спать на свою койку. Целомудренным, идиот, оказался. А утром — отпустил бабу спозаранку, чтобы Мазина не застала. Ушла баба от мужика недееспособного, но «подарок» оставила. Фикуса, как у Федора, там не оказалось, и она сходила на газетку, свернула ее и положила в шкаф.

Утром Вася осознает, что наделал, и в истерику:

— Все! О, я — дурак, выгонят сейчас меня из общежития, что делать?

А тут — уборщица Маша со шваброй. Увидила разбитую дверь, унюхала «подарок» в шкафу — и к Мазиной. Я пришел, когда уже разбирательство шло полным ходом. Вася стоял с «подарком» в руках и плакал:

— Татьяна Павловна, я пьяный был, перепутал свою комнату с этой!

— А шкаф с толчком тоже спьяну перепутал, математик! — кричала Мазина.

— Сейчас соберу комиссию, будем акт составлять! И с этими словами Мазина покинула помещение.

— Вася, — говорю я ему, — поди, утопи подарок в толчке, или по-культурному, в унитазе, и у меня будет к тебе предложение!

Жаль мне стало ничтожного Васю, а еще больше хотелось досадить Мазиной. Вася выслушал предложение и пулей помчался в магазин за бутылкой.