Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

Утром часов в 7 утра мне позвонил взволнованный Саша и спросил, слушаю ли я сейчас радио, или смотрю ли я телевидение. Я ответил, что еще сплю, и в чем, вообще, дело, если меня так рано будят.

— А дело в том, — отвечал Саша, — что Президента Горбачева сняли, в стране переворот, и что теперь будет — никто не знает. По телевизору — «Лебединое озеро» и короткие сообщения о чрезвычайном положении!

Я бросился к телевизору; увидев фрагменты из балета, выключил его, и включил репродуктор, работающий от городской радиосети. Ну и услышал, что Президент Горбачев по состоянию здоровья не может исполнять своих обязанностей, и его функции берет на себя некто Янаев. Вводится чрезвычайное положение и образован ГКЧП — Госкомитет по чрезвычайному положению.

— Все! — подумал я — начинаются репрессии, расстрелы, суды — «тройки», концентрационные лагеря. А название-то какое мерзкое — НКВД кажется музыкой по сравнению с ГКЧП!

Я тут же включил приемник и нашел спасительные «голоса». Как они были дороги нам, когда захотелось всерьез знать правду! И тогда я впервые услышал слово «путч» относящийся к Советскому Союзу. Не в Чили, не в Испании, или там, Португалии, а у нас, в СССР — путч!

Выйдя на улицу, я обнаружил, что большинство мелких магазинов закрыто, и на них висят объявления, что Президент Ельцин призвал к неповиновению ГКЧП. Народ на улицах был малочисленен, вял и подавлен.

Постепенно по приемнику стали ловиться голоса и изнутри страны — начали вещать какие-то доморощенные радиостанции, призывающие саботировать указания ГКЧП.

— Кажется, не все потеряно, — решил я, — раз кто-то еще пытается барахтаться!

Снова включил телевизор — показывали этих «красавчиков»-путчистов, сидящих в ряд за столом, как на скамье подсудимых. Камера поймала и увеличила руки Янаева, которые явственно и довольно сильно тряслись! Этот кадр показывали несколько секунд.

— Тамара! — крикнул я, — смотри, как у этих сволочей трясутся руки! Это конец — они проиграли! У победителей еще никогда руки не тряслись!

Я тут же сообщил о своем открытии Саше, но он только хмыкнул.

— Перепили вчера, вот и трясутся! — констатировал он и тоже оказался прав. — И Янаев, и Павлов пили во время путча «в усмерть».

Похожий на Иудушку Головлева Председатель КГБ Крючков своим внешним видом не сулил ничего хорошего. Тупым боровом глядел в телекамеру министр обороны Язов. Министр внутренних дел Пуго выглядел испуганным и подавленным. Какая-то темная лошадка Бакланов, и еще какой-то там хмырь…В общем, криминальная «компашка», да и только… Я весь день провел у приемника. А вечером позвонил Саша и спросил:

— Нурбей Владимирович, вам не кажется, что наше место сейчас у Белого Дома?

— Эх, Саша, я уже стоял у одного такого дома в Тбилиси, пока пулеметы не зароботали. Потом бросился бежать… Ничего мы не значим без оружия! Но если ты решился, то и я пойду. Тебе есть больше чего терять, ты моложе! — рассудил я.

И стал собираться. Взял бутылку самогона (водку-то достать было трудно

— спасибо Горбачеву!), сала, хлеба. Оделся во все немаркое, надел непромокаемую куртку, так как с утра моросил, не переставая, холодный мерзкий дождь. Звоню Саше, но оказывается, он передумал. Я и рад был — обойдемся, значит, без трупов! Договорились пойти туда утром.

Вечером мы узнали, что несколько танков перешли на «нашу» сторону и охраняют Белый Дом. На один из этих танков взобрался Ельцин и произнес свою знаменитую речь. Народ строит баррикады, окружает непроходимыми преградами — автобусами, грузовиками, бревнами, подступы к Белому Дому (Дому Правительства РСФСР).

Утром мы с Сашей встретились и поехали к Белому Дому. Противный дождь не прекращался, мы вымокли, пока дошли. Подойдя к белому Дому, мы увидели отдельные кучки людей под полиэтиленовыми покрывалами, в плащах, и под зонтами. Мы зашли в подъезд дома неподалеку, и стали решать — что делать дальше?

Вдруг сильный рев заставил нас вздрогнуть — это запустил свой двигатель один из стоящих неподалеку танков. Прогрев двигатель и, видимо, согревшись сам, экипаж заглушил двигатель.

Простояли мы так примерно до полудня. Вызвали по телефону Тамару Витольдовну. Она пришла, принесла термос чаю. Мы выпили самогона, закусили салом, запили чаем. Саша и Тамара Витольдовна вскоре удалились по своим «неотложным» делам; я же поехал домой к своей, теперь уже единственной, Тамаре.

К вечеру узнали из сообщений по радио, что есть первые жертвы — трое молодых людей. Честно говоря, я ожидал стрельбы, боя и большого количества погибших. В Тбилиси, без каких-либо серьезных причин войска убили под тысячу молодых людей. А здесь — противостояние властям!

Но с каждым часом сообщения по радио были все оптимистичнее, все радостнее. Вскоре заработало и телевидение, закончив трансляцию Лебединого озера. Хорошо потом выразился Зиновий Гердт: «Больше я никогда не пойду на этот балет!»

Двадцать первого августа стало ясно, что ГКЧП проиграл. Дождь прекратился, светило теплое солнце, веселый и оживленный народ сновал по центру Москвы. Лозунги и стишки на тему дня виднелись на стенах зданий.

— Забил заряд я в тушку Пуго! — прочел я на стене дома на Арбате.

Бедный Пуго — это был единственный человек чести из этого протухшего заживо ГКЧП. Он покончил жизнь самоубийством, осознав, что проиграл. За что только жену свою тоже застрелил — непонятно! Остальных, кого в постели нашли пьяными по-поросячьему, кого в бане — в таком же состоянии. Послали самолет за Горбачевым, героем этого рейда был Руцкой. Привезли бледного от страха Президента с семьей.

— Как чувствуете себя на советской земле? — первым делом обратился к нему корреспондент с микрофоном.

— А что, Крым уже не советская земля? — осторожно поинтересовался Горбачев, и корреспондент извинился. Как в воду глядел Президент!

Потом были огромные демонстрации, пьянки, митинги. После затхлой советской жизни это было совершенно незнакомое нам чувство свободы, вседозволенности, что ли. Народ был пьян даже без вина. На митингах, в толпе, люди были вежливыми и предупредительными друг к другу — чувствовалось, что это собрались единомышленники. Врагов в толпе не было!

Враги были на Старой площади в ЦК КПСС. Я видел лица этих людей, когда их выпускали из зданий ЦК. Шли они сквозь узкий проход в толпе, и каждый из толпы готов был плюнуть в проходящего. Лица были с мертвыми, но, тем не менее, полными ненависти глазами. Потом ожили, гады, даже миллионерами заделались некоторые. Не идеи руководили ими в советское время, а, простите, расчетец!

Но и среди победителей были люди разные — откуда же взялись «демократы», обворовавшие своих же сторонников, присвоившие бывшую «социалистическую» собственность?