Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

Я был бы неблагодарным, человеком, если бы не упомянул об успехах еще на одном фронте, пожалуй, важнейшем — научном. За февраль-март-апрель мы подготовили скрепер к испытаниям снова. «Косу» и все мало-мальски заметные и ценные вещи сделали съемными, датчики закамуфлировали грязными бинтами на клею. Бульдозер чаще всего отгоняли домой — до полигона было километров пять-семь, и бульдозер проходил их своим ходом меньше, чем за час. В середине мая мы начали серьезные испытания.

По утрам, часов в 9, мы — инженер-тензометрист Коля Шацкий, инженер по оборудованию Леша Пономарев, техник-тензометрист Володя Козлов, водитель Равиль Ралдугин и я, садились в автолабораторию и выезжали на полигон к скреперу. Чаще всего мы оставляли бульдозер в сцепке со скрепером, и тогда с нами вместе ехал тракторист — Юрий Маслов. Из всех поименованных я был самым младшим по возрасту, и самая тяжелая физическая работа доставалась мне. Тем более, я был самым заинтересованным в испытаниях.

В первый день мы, довольно быстро подключив все датчики к осциллографу, сделали пять-шесть ездок с копанием грунта.

Скрепер шел вхолостую, разгоняя маховик и волоча за собой кабель, шедший в автолабораторию. Мы постоянно перебрасывали кабель, чтобы тот не попал под гусеницы трактора. Затем скрепер становился на исходную позицию и по сигналу начинал копать. Ковш опускался, трактор тянул его, и срезаемый грунт медленно заполнял полость ковша. Когда сил трактора переставало хватать, задние колеса скрепера, приводимые от маховика, начинали толкать машину сзади — это было видно по проскальзыванию этих колес.

Наконец, заполненый ковш выглублялся, двигатель трактора убыстрял свое тарахтение, и скрепер отъезжал в сторону для разгрузки ковша. Задняя часть ковша поднималась, и грунт высыпался, разравниваясь ножами в передней части ковша.

Все прошло, как по-писаному, мы, довольные ворзвращались домой, везя несколько рулонов, записанных осциллографом на специальной фотографической бумаге. Это были самые главные документы испытаний. Проезжая мимо гастронома шофер сбавил ход.

— Что, обмывать будем? — спросил меня старший по испытаниям — Леша.

— Да ну, — окончим испытания, а затем оптом и обмоем, — ответил я, наученный горьким опытом заводских обмывок.

Наутро, уже в автолаборатории ребята сообщили мне, что фотобумага с осциллограммами не проявилась. Они даже показывали мне рулоны снежно-белой бумаги без единой линии на ней.

— Лампа, что ли отключилась в осциллографе, не шлейфы же все вместе сорвались? — удивлялся Коля Шацкий.

Я сделал для себя важный вывод — успешные испытания надо всегда обмывать с первого же дня. Мы стали заезжать в магазин прямо с утра, и все осциллограммы начали проявляться. Более того, ребята открыли мне секрет, как без всяких испытаний получить документ — осциллограмму.

Тензодатчик наклеивается на металлическую линейку и через усилитель подключается к осциллографу. Автор, диссертант, в общем — человек, жаждущий документа, рисует на бумаге, какой график ему нужен и ставит бутылку. Любой из нас, а под конец своего обучения в аспирантуре я это делал бойче всех, берет в руки линейку и, наблюдая за световым зайчиком от шлейфа, сгибая и разгибая эту линейку, строит в точности такой график, какой нужен диссертанту.

Я лично так помог десяткам аспирантов, в основном, из южных республик. Но сам от такой помощи отказался — мои графики и так получались отличными.

Кроме осциллограмм нужно было брать пробы грунта по ходу его среза ножом скрепера для последующего анализа в лаборатории. Не менее 20 проб с каждого забоя — срезанного участка грунта. Беда в том, что пробу эту, берущуюся забиваемой трубкой и называемую керном, нужно было парафинировать

— опускать в расплавленный тут же в полевых условиях парафин, чтобы грунт не высох, т. е. сохранил исходную влажность.

Когда я увидел этот керн — диаметром около 3–4 сантиметров и длиной сантиметров в 20, то ассоциативно представил себе, что нам нужно делать вместо этого нудного парафинирования. Мы сели в автолабораторию и поехали к ближайшей аптеке. Там я купил сто пачек презервативов, взяв чек при этом. Презервативы идеально накатывались на керн. Конец мы перевязывали ниткой, и наш керн надежно предохранялся от высыхания. Трудозатраты уменьшились в десятки раз. Но появились и трудности.

Первые — пустяковые — в аптеке. На третий или четвертый день женщина-провизор отказалась отпускать мне презервативы.

— Это какое-то жульничество, — жаловалась она заведующему. Продает он их, что ли? Ведь по сто пачек берет — это двести штук, он за ночь, что ли, их всех использует?

Но я возражал, что, дескать, я — грузин, человек темпераментный, да и на всю семью беру, так что нам этого скорее мало, чем много. Да и рвутся изделия, сами, небось, знаете, как. А чтобы доказать, что я не спекулирую презервативами, я надрывал пакетики, делая товар непродаваемым.

Трудности посерьезнее были в лаборатории, куда мы сдавали грунт на анализ. И хоть вынимать керн грунта из презерватива было несравнимо легче, чем очищать его от парафина, работницы лаборатории брали наши керны недоверчиво: а где, дескать, гарантия, что презервативы-то не использованые? Тогда я показывал сотню пустых пакетиков и чек от покупки сегодняшним днем — мы не успели бы использовать их при всей грузинской темпераментности.

А третья трудность оказалась самой серьезной. Чеки от покупки презервативов мы включили в отчет по испытаниям в местной командировке и сдали в бухгалтерию с другими документами. Через несколько дней главный бухгалтер Архинчеев, пожилой мужчина чукотской внешности, докладывал на техническом совете ЦНИИС, что он отказывается оплачивать по чекам за презервативы: «Трамвайные билеты я оплачиваю, билеты в баню — тоже, мало ли что еще я должен оплачивать, но презервативы — никогда! Чтобы за ихний разврат государство платило, я не допущу!» И никакие доводы не помогали. Ну и выписали нам премию за эти презервативы и за находчивость, и на этом презервативная эпопея закончилась.

Сняли мы и фильм по испытаниям скрепера — полную часть — 10 минут на пленке нормальной ширины. Не забудьте про этот фильм — я с его помощью произвел социологический эксперимент.

Мы испытывали скрепер целый июль. Сделали столько ездок, что осциллографной бумаги не хватило. А подконец выезжали просто для удовольствия — брали с собой выпивку, закуску, и устраивались на природе — в рабочее-то время. Тут было несколько курьезов — чего только ни случается спьяну.

Жара, солнце палит, просыпаюсь, чтобы выпить пива, и вижу — наш шофер Ралдугин, прячась от солнца, заснул прямо под тяжеленным ножом-отвалом бульдозера. Ну, ослабни тормоз в лебедке, или кто-нибудь по ошибке потянет не тот рычаг в кабине, — нож упадет, как в гильотине, и у нас сразу окажется два Ралдугина, но ни одного шофера! Матюгаясь на весь полигон, я за ноги вытащил рассерженного Ралдугина из-под занесенного над ним тяжелого ножа-отвала бульдозера.