Гельмут Полле - Отец и сын

7 ноября 1959 г. впервые танцевал со своей будущей женой, сокурсницей Ниной Агеевой. Последующие полтора десятка лет «в сторону не смотрел».

Некоторое время жили с Жоржем одними деньгами и довольно скудно. Он начал подрабатывать по хоздоговору в ТПИ, а я ему помогал. Лабораторная установка расположена в кабинете Бориса Владимировича Тронова и обычно мы работали по вечерам. Как-то раз начал мыть посуду и выплеснул в раковину с водой кусок металлического натрия. Взрыв, столб пламени до потолка (очень высоко!), на следующий день нас попросили больше не приходить и заниматься научной работой в университете.

Запомнил комсомольский актив университета весной 1960 г. Хрущёв и его идеологические помошники чувствовали, что ситуация с молодёжью опять выходит из под контроля, соответствующие циркуляры спущены на места. Уроки «нравственности» даёт ректор Данилов. Обсуждается демонстративное поведение ряда радиофизиков и физиков: носят яркие полосатые рубахи на выпуск и узкие брюки. Добавлю, что в научную библиотеку ТГУ не пускают в брюках шириной меньше 22 см, вахтёр линейкой проверяет. В присутствии 200 человек ректор откровенно проигрывает диалог умнейшим студентам-радиофизикам (всё равно несколько человек исключили). В конце актива выпустили на сцену химика Соловьёва, с которым позже пришлось жить в одной комнате. История следующая.

В 1956 г. в Томске начались стихийные студенческие антикоммунистические митинги. Власти предложили провести митинг-дискуссию в актовом зале ТГУ в научной библиотеке. Участвовало 800 человек. На следующий день выступавшие были арестованы и получили по 5 лет лагерей. И вот Соловьёв бубнит: «Ошибки отдельных коммунистов я принимал за ошибки партии… Прошу простить меня и разрешить продолжать учиться на 4-м курсе…» В памяти отложилось очень тягостное впечатление от этого актива.

Сделал ещё одну попытку перейти в мединститут. Показал зачётку и согласовал с деканом лечебного факультета зачисление на 2-й курс (после двух лет учёбы в университете). Следовало догнать латынь и анатомию (начало). Все остальные предметы аналогичны и с опережением. Но опять, как и в 1958 г., преграду поставил ректор мединститута академик Торопцев. Пришёл к нему на приём. Торопцев: «Нет! Мы не берём студентов даже из ветеринарного института». Пытался что-то рассказать, доказать, но Торопцев вышел из кабинета. Посидел минут 5 и на этом реальные попытки стать медиком прекратились (были подобные мысли и во времена аспирантуры, но необходимость кормить семью поставила на мечте крест).

Летом 1960 г. обком комсомола начал пропагандировать почин «подъёма голубой целины» в области (строительство птичников). Университет откликнулся одним из первых. Наш отряд состоял из филологов и химиков, человек 18, в основном ребята. Много позже такие отряды стали называть строительными. Мы делали сплошную двухметровую изгородь вокруг многогектарного лесного массива, прилегающего к крупной утиной ферме. Сами деревья валили, пилили доски… Основная цель руководителей совхоза (не помню названия, где-то вдоль железной дороги севернее Асино) — защитить птицу от четвероногих (лисы) и двуногих хищников. Работали в режиме утро-вечер, днём в самую жару часа 3 отдыхали, купались. Почему-то запомнилось обилие молдавского бочечного вина крепостью 8-10*, которое местные жители, преимущественно бывшие зэки, напрочь игнорировали.

Среди моих документов до сих пор хранится специальная, общественная зачётная книжка с одной записью об участии в разработке «голубой целины», сделанной комитетом ВЛКСМ университета. Очень быстро областные комсомольские лидеры отбросили этот почин. Кстати, слово «почин» изрядно подзабыли, а в 60-70-е годы многие вздрагивали, открывая свежую газету, неужели опять какой-нибудь почин. Ну а сейчас можно встретить воспоминания томичей о поездках на целину в Казахстан (1958 год) и первых стройотрядах в 70-х годах. «Голубую целину» никто не вспоминает.

Последний мой «колхоз» осенью 1960 г. (деревня Старокусково Асиновского района). Возили мешки пшеницы из амбара в амбар (студенты — дармовая рабочая сила, а отсюда и использование). В это время был в хорошей физической форме благодаря постоянным спортивным тренировкам, даже в Талды-Кургане бегал много кругов по стадиону. Режим работы: 80-килограммовый мешок на плечи и на машину, загрузили, проехали 100 метров, выгрузка аналогично. Тяжёлая потная работа на осеннем ветру. Последствия на всю жизнь. А кто виноват? Никто! Организм не выдержал. Обратился в деревенский медпункт: не могу разогнуться. Сосланный деревенский доктор-латыш прописал банки. Через сутки без всяких разрешений уехал в Томск, неделю ходил по поликлиникам и понял, что помочь выздороветь смогут только папа с мамой.

Так весь 3-й курс пропал. Полтора месяца лежал в нервном отделении Талды-Курганской областной больницы в первом семестре, приехал сдал экзамены. Через некоторое время снова на полтора месяца в ту же больницу, папа возил на консультации в Алма-Ату. Временной ориентир, только получил больничное бельё, лёг, надел наушники, сообщают о полёте Гагарина (12.04.61 г.). Чем только меня не лечили, в том числе и иглоукалыванием (специалист появился из Китая и впервые в СССР получил разрешение на практику в официальном медицинском учреждении).

Раздавались советы взять на год академический отпуск, но я ни в какую. К весенней сессии приехал. Практически вся подготовка проходила на Сенной Курье, у меня же лекций не было и пользовался конспектами девчонок из комнаты Нины. Не могу не отметить моральную поддержку со стороны Нины, да и помощь при подготовке экзаменов, особенно теоретической физики в зимнюю сессию. Вообще должен заметить, что при уровне учёбы несколько выше 4-х, Нина была одной из сильнейших на курсе в области математики и физики.

Учёба на четвёртом и пятом курсе пошла значительно «веселее», троек больше не было. Не было и спортивных занятий по известным причинам.

Освободившуюся временную нишу заняло хобби — филателия (когда-то в Челябинске-40 начинал собирать марки, которые папа приносил с работы, т. е. оторванные с конвертов). В Томске общество филателистов собиралось в доме культуры «Сибкабель», в основном, интеллигентная научная публика. Но как меня, молодого студента, незнакомого с нравами местных «менял», обманули. По порядку.

Дима Дзюбачук привёз из Новосибирска мне в подарок — сотню старинных монет, которые собирал его дед. Принёс в общество двойные экземпляры, не имея и приблизительного представления о реальной ценности монет, в мгновение ока все были разменены на яркие колониальные марки. Оказался в положении непорочной девушки (нет!!! нет! нет, нет…), которой обещано великое счастье, но «после того, как» ощущающей великое разочарование. На следующем собрании коллекционеров бизнесмены от филателии меня «в упор не видели». Прекратил посещать общество, кое-что приобретал в магазине.