Гельмут Полле - Отец и сын

Холодная зима сказалась не только на работе института, не работали детсады. А дома 12–15. Дети в валенках по квартире бегают, хозяин, то бишь автор, сидит перед телевизором на бачке с кипятком (к счастью, горячая вода была в достатке).

Дети в дошкольный период часто болели, редко бывала ситуация, когда оба в садике. Участковый педиатр расписалась в собственном бессилии: «У меня самой двое детей постоянно болеют.» Лечение: тетрациклин, сульфадимезин, димедрол. Положительным при лечении было прикрепление к поликлинике Главтюменнефтегаза, лучшей в Тюмени. Ковры, мягкая мебель, никаких очередей. Подобного обслуживания я не видел ни в Барнауле, ни в Томске. В этой же поликлинике и мы с Ниной лечились. Лет через 5–6 всех доцентов ТИИ из привилегированной поликлиники «попросили».

Уважаемый читатель! Временами Вы обращаете внимание на некоторую сумбурность изложения, вызванную попытками увязать в настоящей книге трудно совместимые для непрофессионального литератора задачи: хронологическую последовательность; краткость и доступность изложения с минимумом специальных терминов; характеристики лиц, вступавших в активный контакт с автором; глубинные причины производственных и семейных конфликтов. Прошу извинить! Продолжаю.

Все 9 лет работы в Тюменском индустриальном институте прошли под знаком внутреннего противостояния между мной и Магарилом. Первый холодок в отношениях появился незаметно, затем начались закулисные манёвры: с «доцентством» (см. выше); поставленным мной курсом по современным физико-химическим методам исследования («в целях совершенствования учебного плана» сокращение лекционных часов, замена экзамена по курсу на зачёт и т. д., затем перевод курса на кафедру общей химии); прекращением выделения дипломников (якобы моя тематика не соответствуют специальности выпускника). К этому времени я уже перешёл на кафедру технологии основного органического синтеза и начал вести лекции и занятия по органической химии. По ходу изложения Тюменского периода жизни фамилия Магарил будет звучать многократно.

При появлении в Тюмени сразу познакомились с соседями по площадке и Витя Кучерюк (жена Лена), аспирант Косухина (строительная механика), позже доцент, ещё позже профессор без докторской степени, на тюменский период стал постоянным партнёром в житейской сфере. Походы за грибами, совместные семейные «попойки». Регулярное (два раза в неделю) посещение спортзала (волейбол). Но самое главное баня. Еженедельно, без срывов, посещение железнодорожной бани (в то время лучшая парилка в городе, но работала режиме: день мужчины, день женщины). Заранее, в начале семестра так утрясали расписание, чтобы среда-четверг после обеда были свободны. А после бани пиво!!! Появлялись с работы жёны и начинался «третий акт» с ужином и самодельным вином из черноплодной рябины, которое мы делали в больших количествах.

Кучерюк, в отличие от меня, больше работал дома. Сын, чуть моложе Игоря, «под ногами», довольно капризный. Витя успокаивал его, подкидывая газету за газетой, и Дима старательно рвал их на мелкие кусочки. А газет выписывали много и немало времени проводили с Витей в беседах о политике.

Феерически в моей жизни прошло знакомство с Геной Неупокоевым. Приехал в ТИИ в 30-летнем возрасте защитившимся кандидатом наук из Салавата. Работал начальником цеха химкомбината. Вид не по возрасту солидный. Большой любитель поговорить, но умел слушать (и слышать!). Очень быстро его избрали деканом химико-технологического факультета. Сразу попал в «ножницы» между давлением Магарила («серый кардинал» при Косухине) и объективной ситуацией на факультете. Магарил стоял у истоков создания факультета и не хотел выпускать рычаги управления, но любил действовать за спиной официальных руководителей факультета.

С Геной мы могли в деловых разговорах проводить время часами. По вечерам пили коньяк и кофе. Оба потом маялись желудком (у меня застарелая язва двенадцатиперстной кишки, при учащении выпивок просыпается), Гена потреблял слишком много соды (причины стали ясны через 3 года). Жёны (его Надя детдомовка, без образования) судачили о своём. Гена боготворил Надю (она помогла ему выучиться) и дочку, но любил «прихватить» кое-что от женского пола и на стороне (для меня это было очень удивительно).

Деловитость Гены поражала. Очень быстро получил хорошую квартиру, мигом её обставил, работники ОБХСС помогали ему обзавестись на рынке всем необходимым (меховая одежда, продукты…) по нормальным, не спекулятивным ценам.

Гена не пробыл деканом и 2 года, как поступила красная правительственная телеграмма за подписью 1-го замминхимпрома Осипенко, отзывающая его в штат министерства. Телеграмму долго крутили в руках на всех уровнях, но «Москву» уважили.

Сразу по прибытии в Тюмень я начал активную научную деятельность. Способствовало этому наличие в ТИИ оборудования для изучения дипольных моментов молекул. Собрал его мой предшественник Шеломов, представитель широко известной ростовской школы физико-химиков, талантливый спившийся человек (по этой причине и погиб через несколько лет).

Ежегодно руководил 4–5 дипломниками. Дипломник отличная рабочая сила в науке, но только в случае, когда он видит заинтересованность в собственном труде и руководитель тоже крутится как «папа Карло».

Первоначально основная задача: получить достаточное количество экспериментальных данных для диссертации Нины, затем превратить наработанный материал в составную часть докторской диссертации. Диссертация у Нины получилась неплохая, но произошёл затор с представлением к защите.

Естественно, Нина поехала в alma-mater ТГУ. Неожиданно начались неприятности. На поверхность «вылезла» Г.Л.Рыжова, бывший мой дипломный руководитель, в описываемый период завкафедрой органической химии и декан факультета. Сначала что-то требовала переделать, затем отказывалась даже на кафедре заслушивать, не то что допустить доклад на учёный совет. Обращения за помощью к председателю учёного совета Серебренникову ничего, кроме сочувствия, не дали. Возня продолжалась 2 года. Казалось бы тупик, ведь только в Томске широко и всесторонне изучались органические молекулярные комплексы. В Тюмени вообще не было защит химических диссертаций.

Решили пробиваться в Свердловске. Через Неупокоева познакомился с его руководителем профессором Георгием Дмитриевичем Харламповичем. Последний свёл меня с Рафаилом Оганесовичем Матевосяном, профессором, крупнейшим специалистом СССР в области очень слабых взаимодействий органических систем. Матевосян отнёсся доброжелательно, приехал в ТИИ в командировку, посмотрел условия эксперимента, послушал результаты и взялся быть оппонентом. Более того, посетил ректора ТИИ и сделал рекламу высокому научному уровню наших работ. Можете себе представить как «завертел хвостом» доцент Магарил, увидев такое светило науки на факультете. Защита прошла с большим успехом в институте химии Уральского отделения Академии Наук СССР. Матевосян человек увлекающийся, но всё равно приятно слышать публичные рассуждения, что работы Полле подняли престиж химиков ТИИ в глазах академической науки. Кстати, через год Матевосян переехал в Ереван и очень звал меня начальником физико-химического отдела руководимого им института.