Эрвин Полле - Четыре жизни. 1. Ученик

Рано утром вещи загружены в грузовик и в 6 часов нас привезли к отправной точке. Яркое солнце. Около железной дороги настоящий табор (вооружённая охрана!) под открытым небом с отдельными семейными кучками. Очень громко играет музыка. Разносят обед — «кулеш». Мне очень интересно. А у кого-то солнечный удар (5 июля!). Бабушка больная, у отца ещё не снята повязка с ключицы. После обеда началась погрузка. При отправке разрешили взять все вещи, так что две трети железнодорожного состава — товарные вагоны для людей, треть состава — с вещами. С собой у нас несколько чемоданов, половина из них с закупленной и заготовленной едой.

Отчётливые впечатления от поездки на Колыму не стираются в памяти. Товарный вагон с решётками, сплошные нары с двух сторон в два яруса. В центре фанерная параша. Нашей семье посчастливилось (или авторитет родителей сработал) занять верхнюю полку в сторону движения и я расположился у окна. Всего на нарах человек 30. Вагон открывался два-три раза в день только для доставки ведра с перловым супом, ведра с чаем и 4–5 булок чёрного хлеба. Тяжело заболела Вельда (см. «Сестра»). Недели через две пути на каком-то разъезде детям разрешили погулять около вагона (взрослых не выпустили), охрана с винтовками наперевес (именно винтовки, а не автоматы).

Поражало обилие голодающих вдоль железной дороги, мы постоянно бросали людям остатки хлеба. Поскольку я располагался у окошка, то многократно встречал удивлённые взгляды и вопросы: «Почему за решёткой дети?». Конечно, трагичность ситуации мне тогда была недоступна (страна «самых счастливых» детей в мире!), но это было «открытие мира». На удивление много вдоль дороги раскосых людей, всех их называл «бурят-монгол». Никто не поправлял, взрослым было не до моих восторгов.

Через три недели состав выгрузили в одном из лагерей Ванино, знаменитого специфическими песнями как перевалочный порт на Магадан. Лагерь огромный, эшелон за эшелоном прибывали из засекреченных городов типа Челябинск-40 (Глазов, Невьянск…). Между бывшими зэками из разных мест началась поножовщина. Папин больной бывший зэк Гроль охранял наши вещи, ночуя прямо на сундуках, поставленных друг на друга. Удивительное для 1951 г. зрелище — грохочущие пролёты реактивных истребителей над лагерем на небольшой высоте. До того я вообще самолётов близко не видел, не говоря о реактивных, так как над Челябинском-40 только Пауэрс в 1960 г. попытался пролететь.

Примерно месяц лагерь-накопитель работал на приём, затем началась погрузка тысяч (более точную оценку дать не в состоянии) людей в трюмы с многоярусными нарами товарного теплохода «Минск». Трюмное заключение — 5 суток, дышать нечем, постоянно качает (3–4 балла), вкус компота ткемали, много банок куплено в качестве средства против укачивания ещё в лагере, противен до сих пор. Впрочем, охрана разрешала иногда детям подышать на палубе, мне даже удалось случайно увидеть, как сбрасывали за борт труп, завёрнутый в матрасовку, но осторожные родители старались не допускать самостоятельные прогулки.

Магадан, порт Нагаево, очередная трёхнедельная пересылка. Изредка выпускали из лагеря погулять по городу. Пасмурно, Магадан казался удивительно серым и мрачным. Глаза десятилетнего пацана выхватывают непривычные картинки. По улицам пешком водят зэков туда-сюда. Никак не мог понять, почему колонны средь белого дня периодически идут навстречу друг другу. Запомнил колонну женщин, каторжан (нашитые крупные номера на спине и на груди, охрана с винтовками на перевес и собаки), никогда даже передвижения мужчин с такой охраной не видел.

Сопровождающие этап офицеры утрясли в принимающих органах конкретные места расселения «особого контингента». Подана колонна «Татр» с прицепами. В прицепах вещи, в основном кузове под тентом человек 10 на своих матрасах, тюках. Два водителя, два вооружённых охранника в кузове и вперёд по колымской трассе, почти 600 км на север. Гравийная дорога с бесконечными выбоинами, до асфальта ещё не дожили. На коротких остановках («девочки налево, мальчики направо») поразило обилие ягод (сентябрь!), в первую очередь, брусники.

Примерно двое суток дорожной пыли, затем последняя перевалка, вдоль трассы около посёлка Саганья установлены палатки, человек на сто каждая. Размещены, ждём, пока за нами приедут. Трактора с санями вывозят с прииска «власовцев», нацменов, представителей южных районов СССР не русской национальности (в то время всех граждан СССР, которые воевали на стороне Германии, называли «власовцами»). Предусмотрена практически полная замена жителей прииска. Наконец, грузимся в сани. Дороги нет, есть контуры направления с бесконечным пересечением мелких речушек, разнокалиберных каменных россыпей. Более суток преодолевали 30 км, остановки только на ремонт, трактора старые, постоянно спадают гусеницы или отлетают башмаки. Кто хочет, сидит на санях, большинство идёт следом, лакомясь ягодами. Трактористы без конца чифирят (пачка чая заваривается в алюминиевой кружке). Много позже я понял, на Колыме чифир — своеобразная защита водителей в страшных северных условиях и круглосуточном режиме работы (заснёшь за рулём — погибнешь, никто не успеет помочь).

21 сентября 1951 г. (78 суток в пути), прибыли на золотодобывающий прииск «Джелгала». Варлам Шаламов в «Колымских рассказах» неоднократно упоминал страшную Джелгалу. В первый же день лично мог в этом убедиться, хотя о писателе Шаламове услышал лет через 40.

Золотая осень, прямо за стенами больницы, в которой нас поселили, «море» голубики и брусники. По ягодникам бежит, петляя, человек, а за ним несутся трое солдат с пистолетами и стреляют, пока человек не упал. Позже я многократно видел подобные сцены в кино— и телебоевиках, кто-то из читающих может подумать, что я фантазирую. Но я всё видел метров с 10, правда, подойти ближе к убитому побоялся. В детстве я много слышал о нравах заключённых, о взаимоотношениях заключённых с охраной, о ничтожной стоимости человеческой жизни в каторжных условиях, но открытое убийство безоружного человека увидел первый и, надеюсь, последний раз в жизни.

При оформлении на работу родители в который раз столкнулись с дискриминацией по национальному признаку. Все приехавшие по этапу разделены на 2 категории: бывшие зэки (в основном, русские) и немцы. Русские заключают обычный северный договор на 3 года с повышением северных надбавок каждые полгода, и после отработки 28 месяцев (в год 2 месяца отпуск и 2 месяца в 3 года даётся на дорогу) могут свободно ехать на материк в любом направлении. С немцами договор не заключается, и они не имеют права покидать прииск. А ведь привезены строители секретных оборонных объектов страны на Колыму в одинаковых скотских условиях.