Евгений Пчелов - Рюрик

Наконец, в той же летописи, в статье под 898 годом, рассказывается об апостольской миссии у славянского народа и, в частности, говорится: «Тем же и словеньску языку учитель есть Павел, от него же языка и мы есмо Русь, тем и же нам Руси учитель есть Павел, понеже учил есть язык словенеск и поставил есть епископа и наместника по себе Андроника словеньску языку. А словеньскый язык и рускый одно есть, от варяг бо прозвашася Русью, а первое беша словене; аще и поляне звахуся, но словенькаа речь бе. Полями же прозвани быши, зане в поли селдяху, а язык словенски един». То есть: «Поэтому учитель славян — апостол Павел, из тех же славян — и мы, русь; поэтому и нам, руси, учитель Павел, так как учил славянский народ и поставил по себе у славян епископом и наместником Андроника. А славянский народ и русский един, от варягов ведь прозвались Русью, а прежде были славяне; хоть и полянами назывались, но речь была славянской. Полянами прозваны были потому, что сидели в поле, а язык был им общий — славянский». Примечательно, что в тексте летописи слово «язык» употреблено в двух разных значениях — и как «народ» (как позже у Пушкина — «и назовет меня всяк сущий в ней язык»), и как «речь». Иными словами, летописец указывает на этническую принадлежность современного ему русского народа: это славянский народ, который называется полянами, потому что «сидел в поле», а русью — потому что это название пришло от варяг.

Все это однозначно свидетельствует о том, что для составителя «Повести» варяжские «находники» Рюрик с братьями были родом из Скандинавии, а само слово «Русь» имело варяжское, то есть скандинавское происхождение. О том же, как понимались названия «варяги» и «русы» в других источниках (в том числе предшествовавших «Повести временных лет») и как их интерпретировали впоследствии ученые, будет рассказано в дальнейшем.

Остальные сведения сказания о призвании Рюрика с братьями понятны. Трое братьев пришли княжить и «судить по праву», разместились в трех городах, потом двое умерли и Рюрик объединил их владения под своей властью. Упоминание двух городов, где обосновались Синеус и Трувор — Белоозера и Изборска, — сложно считать искусственной конструкцией летописца. Ведь Белоозеро — это город веси (о чем прямо сказано в летописи), а Изборск — кривичей (хотя об этом в летописи и не говорится). Если полагать, что приход трех варяжских братьев должен был соответствовать трем приглашавшим их племенам — словенам, кривичам и мери, то получается, что меря осталась вовсе без князя. Да и сам порядок перечисления племен (в основном в текстах летописей это — словене, кривичи, меря, если пропустить чудь) не соотносится с владениями варяжских правителей (Новгород — словене, Белоозеро — весь, Изборск — кривичи). Это значит, что сопряжение Синеуса с Белоозером и Трувора с Изборском, скорее всего, не является домыслом летописца.

От Рюрика «откололись» его соратники Аскольд и Дир, которые, отправившись в Константинополь, по пути захватили Киев и остались там. Именно Аскольду и Диру «Повесть временных лет» приписывает поход Руси на столицу Византии Константинополь. По летописной хронологии этот поход произошел в 866 году, хотя на самом деле он имел место в 860 году. Этот поход был особенно важен для летописца, потому что именно с этого времени о Руси узнали на международной арене (прежде всего в Византии). А поскольку поход состоялся во время правления византийского императора Михаила III, то и начало его царствования стало первым датированным событием летописи (правда, и эта дата не соответствует действительности).

Здесь нужно сказать, что в принципе летописная хронология ранней русской истории в значительной степени условна. Ведь хронологическая сетка летописи создавалась только во второй половине XI века. Поэтому летописцам приходилось высчитывать даты тех или иных событий что называется задним числом. В каких-то случаях это удавалось сделать довольно точно (поскольку имелись, например, тексты русско-византийских договоров), в каких-то датировки домысливались. В дальнейшем мы еще не раз будем сталкиваться с такими моментами. Однако, поскольку никакой иной систематической хронологии древнерусской истории второй половины IX–X веков в источниках не содержится (можно лишь уточнить или проверить отдельные даты летописи по другим источникам), то эту хронологическую шкалу приходится принимать как данность.

Рюрик княжил на севере Руси 17 лет (862–879), но никаких сведений о его деятельности не сохранилось. Он умер, передав власть своему родственнику Олегу, потому что сын Рюрика Игорь был еще слишком мал. От этого Игоря и пошла затем вся династия древнерусских князей. Такая картина была нарисована «Повестью временных лет» и на протяжении нескольких веков оставалась незыблемой. Но в XV–XVI веках положение начало меняться…

В Новгородскую первую летопись (младшего извода) включен перечень новгородских посадников. В рукописи одного из ранних списков этой летописи, датируемой серединой XV века, он даже повторен дважды. Первый раз — перед собственно летописным повествованием, где приводятся также списки русских и новгородских князей, русских митрополитов, новгородских тысяцких, княжеские родословия и т. п., и второй — непосредственно в тексте летописи, после статей о Крещении Руси и Новгорода, также в числе других подобных перечней. Как показал академик В. Л. Янин, перечень «внутри» летописного повествования — более древний и был составлен около 1409 года. Возможно, его составление связано с созданием общерусского летописного свода, которое было инициировано митрополитом Киприаном (умер в 1406 году). Перечень, предшествующий летописи, был составлен на основе первого позднее — вероятно, около 1423 года [18] Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 2003. С. 23–63. .

Первым в обоих перечнях новгородских посадников стоит имя некоего Гостомысла [19] ПСРЛ. Т. 3. С. 164, 471. . Затем следуют известные по летописям Константин («Коснятин») и Остромир, личности вполне исторические. Они были новгородскими посадниками при Ярославе Мудром и его сыне Изяславе, то есть в первой половине XI века. Гостомысл же до XV века ни в каких летописях не упоминается. Почему появилось это имя в списках новгородских посадников и откуда оно взялось, сказать сложно. В. Л. Янин полагает, что память о Гостомысле сохранялась в устной новгородской традиции и оттуда его имя попало в список посадников. Но ничего, кроме самого имени, узнать из этих списков нельзя. Неясно даже, каким временем можно датировать его жизнь, если, конечно, считать Гостомысла историческим лицом, — IX или X веком. Имя Гостомысла, как и других представителей княжеско-боярской аристократии, состоит из двух основ. Первая часть, очевидно, восходит к слову «гость». Замечу, что это слово в древнерусском языке, помимо обычного и сейчас значения, имело также значение «торговец», «купец». Вторая часть «-мысл» соответствует словам «мысль», «мыслити», «мысленый», то есть «мышление», «умысел», «думать», «замышлять», «умственный». Значение всего имени можно понимать по-разному — и как «думающий о гостях», и как «замысливший торговлю», которая, кстати, была одной из важнейших основ жизни новгородцев. То, что имя Гостомысла может иметь какие-то реальные прототипы, косвенно подтверждается наличием подобных имен в Древней Руси. Речь идет, конечно, об известном прозвище галицкого князя второй половины XII века Ярослава Владимировича — «Осмомысл», о значении которого существует несколько версий (это прозвище, скорее всего, было прижизненным, потому что зафиксировано в «Слове о полку Игореве»). Однако эта аналогия не снимает вопроса о подлинности имени «Гостомысл», которое могло быть сконструировано по этому типу.