Пит Шоттон - Джон Леннон в моей жизни

Несмотря на все стремления Джона познакомить меня с «прекрасным новым миром», я, как и Пол МакКартни, отклонял его настойчивые предложения почти год. Мои личные духовные устремления все еще заметно отставали от его, а перспектива бесконтрольного галлюцинирования попросту пугала меня.

Но, как всегда, наши отношения не портились моим желанием оставаться «праведным» в то время, когда Джон достигал границ своей психики, хотя, конечно, я не мог представить, что именно он испытывал, до тех пор, пока сам не попробовал бы это магическое химическое соединение. С другой стороны, позиция Джона меня нисколько не удивляла, ибо он сразу ухватывался за все необычное. А помимо всего прочего, Джон обладал удивительной выносливостью ко всевозможным стимуляторам и крепким напиткам.

Но, как бы то ни было, в те дни влияние ЛСД на Джона в определенном смысле было благотворным. Этот наркотик вернул ему жизнерадостность, энтузиазм и вдохновение на создание самых лучших песен. Он также помог сгладить острые края его характера и в конечном итоге, излечил его от высокомерия и паранойи. Джон распахнул ворота Кенвуда и разрешил фанам бродить по саду, а иногда даже звал их на чашку чая. У него стало привычкой, во всяком случае, на некоторое время, вставать с восходом солнца. Он также отрекся от мяса и алкоголя, а новая строго вегетарианская диета быстро ликвидировала его брюшко. Мне помнится, что он даже занялся тщательным изучением Нового Завета в поиске упоминаний о вкусовых предпочтениях Христа, безуспешно пытаясь убедиться в том, что Иисус был вегетарианцем. Заставая меня за поглощением бифштексов и гамбургеров, которые он некогда считал очень вкусными, он терзал меня безжалостным взглядом и говорил: «А ты не задумываешься, что съедаешь сейчас чью-нибудь маму?»

Но я, как ни старался, так и не смог перейти на «соевые бюргеры» и «немясные сосиски», которыми Джон теперь до отказа забил свой холодильник. Однако я, в конце концов, все же дал ему и Терри Дорану уговорить меня составить им компанию в «трипе на ЛСД» во время празднования 4-летия Джулиана.

С этого дня мы с Джоном «путешествовали» довольно часто. В течение своей «жаворонковой» фазы, он практически каждое утро появлялся в моей спальне с подносом для завтрака, где непременно была чашка чая и таблетка «кислотки».

Конечно же, Ринго и Пол к тому времени тоже «сдались», и тем самым дали начало метаморфозам: из «Потрясной Четверки» они превратились в «Оркестр Сержанта Перца».

Однажды в субботу вечером, приехав в Кенвуд, я застал Джона и Тэрри за пульверизаторной раскраской фасадной стороны дома в психоделические люминисцентные цвета. Не удовлетворившись итогом дня, проведенного в брожении по Кенвуду и перекрестном обстреле одиноких предметов садовой мебели и скульптур из чудных новых аэрозольных баллончиков для рисования, они решили аналогичным образом разделаться и с самим особняком.

Едва Джон успел мне об этом рассказать, как недовольная Синтия высунула голову в окно спальни и, чихая и кашляя, крикнула: «Что в доме такое творится? Тут везде дым!»

«А, кстати, Пит, — сказал Джон, — давай-ка зайдем туда. Там наверху сидит один грек, с которым я очень хочу тебя познакомить. Это волшебник. Его зовут Алекс.»

Бросив аляповато-красные, желтые, пурпурные и зеленые краски, Джон затащил меня в редко посещаемый рабочий кабинет, где мы увидели худощавого и изрядно обросшего парня, сидевшего на полу и внимательно изучавшего какие-то схемы. «Он изобретает летающее блюдце», — пояснил Джон.

Встав для приветствия, Алекс удостоил меня пронизывающего взгляда. «Это Пит Шоттон, мой старый приятель из Ливерпуля», — сказал Джон.

«О-о-очень славный м-м-малый», — произнес «изобретатель» и его взгляд переплавился в ангельскую улыбку. Алекс прекрасно говорил по-английски, но страдал сильным заиканием, которое постепенно исчезало по мере того, как новое лицо завоевывало его доверие.

По-настоящему его звали Алексис Мардас, но Джон всегда упоминал его как «Волшебного Алекса». Алекса, утверждавшего, что он — сын одного из важных членов правого военного правительства страны, и Джона познакомил их общий друг — владелец картинной галереи «Индика» Джон Данбар.

Не знаю, действительно ли он обладал своими хвалеными учеными степенями нескольких престижных университетов Европы, но он мог похвастаться впечатляющими способностями в электронике. Кроме того, он обладал удивительным обаянием и способностью убеждать, и быстро завоевал место в узком кругу близких друзей БИТЛЗ. Что касается Джона, то он думал об Алексе Бог знает что, и ничего не соображая в электронике, всерьез считал его могучим волшебником.

Однажды ночью, через несколько недель после нашего с Алексом знакомства, мы с Джоном о чем-то болтали, когда он вдруг вспомнил, что на следующий день у этого грека должен быть день рождения. Джон редко переживал по такому поводу, но его уважение к Алексу было настолько огромным, что на сей раз день рождения стал исключением из правила.

«Ах, ё… твою мать! — воскликнул он, — завтра же приезжает Волшебный Алекс, а я еще не приготовил ему никакого подарка! Что бы ему такое подарить, а, Пит?»

«Не знаю, — сказал я. — А что ему нравится?»

«Ага… — произнес Джон после секундного раздумья. — Ему очень нравится мой «Айсо Гриффо». Джон имел в виду восхитительную итальянскую спортивную машину, за которую совсем недавно на автомобильной выставке в Эрле заплатил кучу денег. В то время он, фактически, был единственным владельцем «Айсо Гриффо» в Великобритании. «Давай тогда подарим ему этот ё…й «Айсо»!» — воскликнул он.

Джон без промедлений разыскал несколько мотков атласной ленты и подозвал меня к машине. Мы со всех сторон украсили ее лентами, а на крышу водрузили огромный бант. «Вот тебе подарок на день рожденья», — между прочим сказал Джон Алексу, приехавшему на следующее утро. Ясное дело, «именинник» был достаточно впечатлен.

Волшебный Алекс в свою очередь подарил Джону множество оригинальных новинок, вроде «Ящика из ниоткуда», на который Джон мог смотреть часами, пытаясь предсказать, какая из мигающих красных лампочек загорится в следующую секунду. Помимо этого Алекс соорудил в Кенвуде первую из слышанных мной квадрофоническую систему. Он также заверял Битла-миллионера, что все остальные «технические безделушки», вроде локального силового поля, антигравитационных машин и летающих блюдец появятся сразу, как только он получит финансовую поддержку, необходимую для их воплощения в жизнь.

Несмотря на затворнический образ жизни, Джон никогда не выносил полного одиночества, даже если сочинял свои песни. Немалая часть времени, проведенного мной в Кенвуде, была посвящена праздному чтению или сидению у телеэкрана в нескольких шагах от Джона, бренчавшего на пианино или царапавшего стихи на клочке бумаги.