Анна Вырубова - Страницы моей жизни

Далекими кажутся мне года, когда подрастали Великие Княжны и мы, близкие, думали о их возможных свадьбах. За границу уезжать им не хотелось, дома же женихов не было. С детства мысль о браке волновала Великих Княжон, так как для них он был связан с отъездом за границу. Особенно же Великая Княгиня Ольга Николаевна и слышать не хотела об отъезде с Родины. Вопрос этот был больным местом для нее, и она почти враждебно относилась к иностранным «женихам». Одно время Их Величества думали о Великом Князе Дмитрии Павловиче, за которого хотели выдать Татьяну Николаевну; но впоследствии Великий Князь совсем отошел от Царской Семьи, так как очень кутил.

Приезжал румынский наследный Принц со своей красивой матерью, королевой Марией, и Их Величества в 1914 году отдавали визит — ходили из Крыма на яхте «Штандарт» в Констанцу. Ольгу Николаевну дразнили приближенные возможностью брака, но она и слышать не хотела. Во второй свой приезд в Россию в 1916 году румынский Принц просил руки Великой Княжны Марии Николаевны, но Ее Величество нашла, что Великая Княжна еще ребенок и не смеет думать о браке.

Помню, как раз в Петергофе я застала Государыню в слезах. Оказалось, что приехала Великая Княгиня Мария Павловна просить руки Ольги Николаевны для Великого Князя Бориса Владимировича. Императрица была в ужасе при одной мысли отдать ему свою дочь. К сожалению, Великая Княгиня Мария Павловна не простила Их Величествам их отказ и была в числе тех заговорщиков, которые свергли с престола Их Величества.

Летом 1912 года Их Величества ездили на два месяца в шхеры. Этим летом приезжала туда Императрица Мария Феодоровна. За 7 лет пребывания у Их Величеств я никогда с Государыней-Матерью не встречалась. Она очень редко бывала у Их Величеств. К Императрице Марии Феодоровне я питала должное уважение, и мне потому трудно писать о ней. Казалось, что Государя она любила меньше других детей; думаю, что Государыню она совсем не любила. С детьми она была ласкова. Говорили, что Государыня Мария Феодоровна жалела, что долго не было Наследника; впоследствии же сожалела, что больной Алексей Николаевич занял место ее здорового сына, Великого Князя Михаила Александровича.

Я лично думаю, что в отношениях двух Государынь виноваты были окружающие. Между Дворами создался непонятный антагонизм; для лиц Двора Императрицы-Матери, что бы Их Величества ни делали, все было плохо. Равным образом Императрица-Мать никогда не хотела уступить первого места Государыне Александре Феодоровне как царствующей; на выходах, приемах и балах она всегда была первая, а Императрица Александра Феодоровна позади. Императрица-Мать любила общество, которое критиковало молодую Государыню. После целого ряда недоразумений отношения их, к сожалению, сделались только официальными, и хотя Их Величества называли Императрицу-Мать «Mother dear», но между ними ничего не было родственного. Но несколько дней, которые Императрица-Мать провела в шхерах, все было очень хорошо. Во время игры в теннис на берегу Государь заметил нам, чтобы мы играли как можно лучше — «так как вот идет Мама»… Государыня шла из леса быстрой походкой с несколькими лицами свиты, в белом платье. Издали она казалась молоденькой барышней. Сев на скамейку, она стала следить за нашей игрой. Мы завтракали на «Полярной Звезде»; Императрица обедала у нас на «Штандарте». 22 июля, в день именин Государыни и Великой Княжны Марии Николаевны, мы провели полдня на «Полярной звезде». Помню, после завтрака я снимала Государя с Императрицей-Матерью: она положила руку на его плечо, и ее 2 японские собачки лежали в ногах. Потом мы танцевали на палубе, и Государыня Мария Феодоровна нас всех снимала. Вечером Великие Княжны Мария и Анастасия Николаевны представляли маленькую французскую пьесу, и Государыня-Мать от души смеялась. Наблюдая за обедом, многие из нас заметили, как при взгляде на Императрицу Александру Феодоровну у Императрицы-Матери совсем менялось выражение лица; и становилось грустно, что такая бездна недоразумений разделяет Государынь. Помню, как вечером, проходя мимо двери Алексея Николаевича, я увидела Императрицу-Мать, сидящую на его кроватке: она бережно чистила ему яблоко, и они весело болтали.

Кончался день на «Штандарте». Как ясно я помню светлые июньские вечера, когда каждый звук доносился с миноносцев, стоящих в охране; запах воды и папироски Государя. Сидим мы на полупортиках и беседуем. Длинные рассказы о его юности Или впечатления прошедшего дня, — и как мирно было в окружающих лесах, и на озерах, и на далеком небе, где зажигались редкие звездочки; так же мирно и ясно было на нашей душе. Проснемся, и опять будет день, наполненный радостными переживаниями; все будем вместе, та же обстановка и люди, которых любили Их Величества. «Я чувствую, что здесь мы одна семья», — говорил Государь. Мне казалось, что и офицеры, соприкасаясь с Их Величествами и видя их семейную жизнь, проникались лучшими чувствами и настроением.

Осенью 1912 года Царская Семья уехала на охоту в Скерневицы (имение Их Величеств в Польше). В то время в лесах, окружающих Скерневицы, еще водились зубры, впоследствии, во время войны, уничтоженные немцами, вырубившими и леса. До войны Скерневицы были одним из любимейших местопребываний Государя.

Я же вернулась на свою дачку в Царское Село, но ненадолго. Получила телеграмму от Государыни, в которой сообщалось, что Алексей Николаевич, играя у пруда, неудачно прыгнул в лодку, что вызвало внутреннее кровоизлияние. В данную минуту он лежал и был серьезно болен.

Как только ему стало получше, Их Величества переехали в Спалу, куда вызвали и меня. Проехав Варшаву, я вышла на небольшой станции, села в присланный за мною тарантас и после часовой езды по песчаным дорогам приехала к месту назначения. Остановилась в небольшом деревянном доме, где помещалась свита. По обеим сторонам длинного коридора шли жилые комнаты, из коих две были предоставлены мне и моей девушке. Великие Княжны меня ожидали и помогли разложиться. Они сказали, что Государыня меня ждет, и я поспешила к ней. Застала я ее сильно удрученной. Наследнику было лучше, но он еще был очень слаб и бледен. Деревянный дворец в Спале был мрачный и скучный. Внизу, в столовой, постоянно горело электричество. Наверху, направо, были комнаты Их Величеств, гостиная со светлой ситцевой мебелью, единственная уютная комната, где мы проводили вечера, темная спальня, уборная и кабинет Государя; налево от лестницы — бильярдная и детская. Пока здоровье Алексея Николаевича было удовлетворительно, Государь со свитой или один охотился на оленей. Уезжали они рано утром в высоких охотничьих шарабанах, возвращаясь только к обеду. Мы же занимались с детьми или читали с Государыней. После обеда, при свете факелов, Государь со свитой выходил на площадку перед дворцом, где были разложены убитые олени; при осмотре охотники играли на трубах. Картина была красивая, но я не ходила, жалея убитых зверей. На лестнице и в коридорах во дворце повсюду были развешены оленьи рога с надписями, кто именно убил того или другого оленя. Дворец был окружен густым лесом, через который протекала быстрая речка Пилица; через нее был перекинут деревянный мост. Утром я часто гуляла по берегу реки; дорогу эту Их Величества называли дорогой к грибу, так как в конце дороги стояла скамейка с навесом вроде гриба. Государь любил ходить далеко в лес. Помню, как он раздражался, когда замечал, что полиция следит за ним.