Иван Конев - Сорок пятый

Наконец, пришлось иметь дело ещё с одной группой вопросов, связанных с действиями авиации. Как правило, командующий фронтом ежедневно ставит авиации задачи на следующий день, исходя из общего плана операции и из тех коррективов, которые за день внесла обстановка, какие-то цели отменив, а какие-то добавив. В данном случае в ночь на 24 апреля я потребовал сосредоточить основные усилия авиации для завтрашнего удара по гёрлицкой группировке противника.

Вторая задача, которую должны были выполнить крупные силы авиации, — это поддержка форсирования Тельтов-канала и наступления армий Рыбалко и Лучинского на Берлин.

Одновременно было не лишним напомнить авиаторам, что, нанося удары на указанных направлениях, они должны внимательно наблюдать за окружённой франкфуртско-губенской группировкой и без всяких проволочек наносить бомбовые удары по тамошним скоплениям войск, обозначающим направление возможного прорыва. Были даны указания и начальнику тыла Н. П. Анисимову.

В пять утра 24 апреля я выехал к Рыбалко, чтобы увидеть собственными глазами, как проходит операций по форсированию Тельтов-канала, и иметь возможность в случае необходимости внести на месте коррективы.

Спал я, как правило, ночью с двух до шести, иногда немножко дольше: если позволяла обстановка, то выслушивал доклад оперативного дежурного о происшедшем за ночь не в шесть часов утра, а в семь. Этот утренний доклад входил в ежедневный распорядок так же свято и крепко, как в свое время молитва «Отче наш» в крестьянский быт. Докладывал или оперативный дежурный, или начальник оперативного управления. При изменении же обстановки докладывалось немедленно, в любое время дня и ночи.

Память, в том числе и зрительная, была у меня в то время настолько обострена, что все основные направления, все географические и даже главные топографические пункты всегда как бы стояли перед глазами. Я мог принимать доклад без карты; начальник оперативного отдела, докладывая, называл пункты, а я мысленно видел, где и что происходит. Мы оба не тратили времени на рассматривание карты; он лишь называл цифры, связанные с упоминаемыми им пунктами, — нам обоим было все ясно.

Конечно, эта ясность от крайнего напряжения памяти, но такой порядок докладов настолько отработался в нашей боевой практике, что лично я этого напряжения даже не замечал.

В этот день я выслушал доклад раньше, чем обычно; к семи утра был уже у Рыбалко, на его командном пункте, и оставался там до тринадцати часов. Но об этом расскажу позже. Около двух часов дня, пообедав на ходу у танкистов, к пяти снова вернулся на командный пункт фронта, чтобы заслушать доклад об обстановке.

Сперва докладывал начальник оперативного управления. Потом состоялись беседы с членами Военного совета. Вопросов, которые следовало обсудить, было достаточно, в том числе и детали предстоящих встреч с американцами. После этого командующие разными родами войск докладывали о выполненных в течение дня задачах и излагали свои соображения и планы на завтрашний день. В подробном докладе начальника тыла были некоторые вопросы, особенно беспокоившие меня в тот день и связанные прежде всего с бесперебойной подачей горючего и боеприпасов для группы войск, действовавшей в Берлине.

К исходу дня многое повторялось: доклады командующих армиями, работа с начальником штаба и так далее и тому подобное. Таким, если брать его в общих чертах, был мой распорядок дня в самый разгар Берлинской операции. Таким же, с небольшими ежедневными изменениями, он оставался и до конца операции. Этот распорядок в значительной мере обусловливался работой штаба фронта.

В связи с этим я хочу хотя бы кратко рассказать о начальнике штаба 1-го Украинского фронта в период Берлинской операции генерале армии Иване Ефимовиче Петрове.

Он сменил генерала Соколовского буквально перед самым началом этой операции. Василий Данилович отбыл на 1-й Белорусский заместителем командующего к маршалу Жукову. Перед этим мне позвонил Сталин и опросил, согласен ли я взять к себе начальником штаба генерала Петрова. Я знал, что за несколько дней до этого Петров был освобожден от должности командующего 4-м Украинским фронтом. Мое личное мнение об Иване Ефимовиче в общем было положительным, и я дал согласие на его назначение.

На второй день после прибытия на фронт Петрову предстояло, как начальнику штаба, составить донесение в Ставку. Мы обычно заканчивали составление этого донесения к часу-двум ночи. К этому сроку я и предложил его составить Ивану Ефимовичу. Но он возразил:

— Что вы, товарищ командующий. Я успею составить донесение раньше, к двадцати четырем часам.

— Не затрудняйте себя, Иван Ефимович, — сказал я.— Мне спешить некуда, дел у меня ещё много, я буду говорить с командармами, так что у вас время до двух часов есть.

Однако когда подошёл срок подписывать боевое донесение, я ровно в два часа ночи позвонил Петрову. Он смущенно ответил по телефону, что донесение ещё не готово, по такой-то и такой-то армии не собраны все необходимые данные.

Понимая его трудное положение, я не сказал ни слова и отложил подписание на четыре часа утра. Но донесение не было готово и к четырем. Петров представил мне его только к шести. И когда я подписывал это первое его донесение, причем с довольно значительными поправками, Иван Ефимович (это было в его характере) прямо и честно заявил:

— Товарищ маршал, я виноват перед вами. С такими масштабами действий я встречаюсь впервые, и мне с непривычки оказалось трудно справиться с ними.

И хотя первый блин получился комом, такое прямое заявление со стороны Петрова было для меня залогом того, что дело у нас с ним пойдет.

Иван Ефимович был человеком с хорошей военной подготовкой и высокой общей культурой. На протяжении всей войны он проявлял храбрость и мужество и был этим известен в армии.

Будучи до этого в роли командующего фронтом, а под конец войны впервые в своей практике оказавшись начальником штаба фронта, он, боевой генерал, не проявлял ни малейшего оттенка обиды. Напротив, с самым живым интересом к новому для себя делу говорил: «Вот теперь вижу настоящий фронт — и по количеству войск, и по размаху, и по задачам». Генерал хорошо отдавал себе отчет в том, что, несмотря на весь боевой опыт, в новой роли начальника штаба фронта ему надо кое-чему поучиться. И он честно учился.

Сработались мы довольно быстро. У меня было полное доверие к нему, так же как и у Петрова ко мне, я это чувствовал. Отношения у нас сложились хорошие; хотя и приходилось порою делать скидку на то, что все-таки Петров не штабной командир (до этого все его должности — и в мирное и в военное время — были командные: начальник училища, командир дивизии, командующий армией, командующий фронтом). Но надо отдать должное и генералу Соколовскому, который до Петрова в течение года был начальником нашего штаба; он оставил очень слаженный, хорошо организованный штабной коллектив. Опираясь на этот коллектив, Петров не испытывал в своей работе каких-либо существенных затруднений.