Иван Майский - Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)

— Но вы понимаете, что в нынешней атмосфере мало кто станет на подобную точку зрения, а тем более рискнет ее публично высказывать… Тем не менее я постарался открыть глаза хотя бы тем немногим, кто способен прислушаться к голосу здравого смысла.

И Паасикиви действительно делал это. Сейчас, много лет спустя, я с большим удовлетворением думаю, что именно ему удалось сыграть такую большую роль в установлении между Финляндией и СССР тех добрососедских отношений, о которых тогда можно было только мечтать.

Уже в январе 1940 г. правительство Рюти-Таннера стало неофициально зондировать почву о возможности заключения мира с СССР: в январе известная финская писательница Хелла Вуолиоки, которая всегда относилась дружественно к идее финско-советского сближения, приехала в Стокгольм и встретилась с советским послом в Швеции А.М.Коллонтай; речь шла о скорейшем восстановлении мира между обеими странами. 22 февраля президент Финляндии Каллио обратился к правительствам Англии и Франции с просьбой оказать содействие в ликвидации советско-финской войны.

Как раз в это время Советское правительство сделало шаг, который чрезвычайно облегчал выполнение данного желания финской стороны.

Прежде чем рассказать об этом, я должен несколько остановиться на личности Ричарда Батлера. Сын крупного британского сановника в Индии, он родился в Индии и провел там раннее детство. Затем прошел обычную для детей правящей верхушки школу в привилегированных учебных заведениях и окончил Кембриджский университет. В 27 лет Батлер стал членом парламента от консервативной партии, а в 30 лет — товарищем министра по делам Индии. Когда мы встретились с ним в 1938 г., он занимал пост заместителя главы Форин оффис и представлял свое ведомство в палате общин, ибо Галифакс, как член палаты лордов, мог выступать только в верхней палате. Это придавало Батлеру большой вес, ибо палата общин расценивается в Англии как учреждение более важное, чем палата лордов.

Батлер, несомненно, был умен и широко образован. Его голова всегда была полна различными идеями, подчас несколько необычными для трафаретного консерватора. Так, он считал, что консерваторы, если они хотят удержать свое положение основной партии Великобритании, должны прислушаться к велениям современности и прежде всего обратить внимание на проблемы социального порядка.

В сфере внешней политики Батлер в общем и целом следовал «кливденской» линии (недаром он был заместителем Галифакса), но проявлял гораздо больше гибкости и изворотливости, чем его шеф, и держался того мнения, что дипломаты существуют для того, чтобы «перетирать» возникающие между странами трудности и осложнения. Именно поэтому даже в обстановке антисоветской бури, вызванной советско-финской войной, он поддерживал со мной добрые отношения, был всегда чрезвычайно предупредителен и любезен и постоянно говорил:

— Нам надо почаще встречаться и разговаривать.

Идя навстречу Батлеру, 16 февраля 1940 г. я пригласил его на завтрак в посольство. Мне хотелось побеседовать с ним более откровенно, и потому за столом сидели только трое: Батлер, я и моя жена. Разговор очень быстро принял непринужденный характер, и Батлер стал задавать мне интересовавшие его вопросы: какова природа советско-германских отношений — союз это или не союз? Чего добивается СССР в Финляндии? Каковы намерения СССР в отношении Норвегии и Швеции?

Я ответил, что никакого союза между Германией и СССР не существует, что наша страна ведет свою, совершенно самостоятельную политику и что в войне между Германией, с одной стороны, и Англией и Францией — с другой, мы сохраняем позицию нейтралитета. Никаких претензий к Швеции и Норвегии у нас нет, мы хотим только, чтобы они остались нейтральны в советско-финской войне. Завоевывать Финляндию мы не собираемся, но не можем мириться с тем, что правители этой страны готовы служить каждому врагу СССР.

Мои слова произвели на Батлера успокаивающее впечатление. Он в упор поставил мне вопрос:

— А нельзя ли ликвидировать советско-финскую войну путем посредничества?

О своей беседе с Батлером я сразу же телеграфировал в Москву и 22 февраля получил оттуда ответ. В тот же день я попросил свидания с Батлером и сообщил ему содержание полученных мной указаний. Суть их сводилась к следующему: Советское правительство давало британскому правительству самые успокоительные заверения о природе советско-германских отношений и об отсутствии у Советского Союза каких-либо претензий к Скандинавским странам, а затем заявляло о своей готовности ликвидировать войну с Финляндией. Тут же Москва намечала приемлемые для нее условия мира, предусматривавшие сохранение полной независимости Финляндии, и предлагала Англии принять участие в установлении мира между СССР и Финляндией.

Батлер слушал меня с напряженным вниманием и даже с известным волнением и, когда я кончил, сказал:

— То, что вы мне сообщили, имеет исключительно важное значение. Сам я тут ничего не могу решить. Я должен доложить обо всем правительству. После того мы с вами снова повидаемся.

Когда я уходил от Батлера, то видел, как он сразу же быстро пошел, почти побежал в кабинет Галифакса. Вечером 23-го Батлер позвонил мне по телефону и сказал, что хотел бы видеть меня 24-го утром.

В назначенный час я приехал к Батлеру. Он начал с извинений по поводу того, что принимает меня он, а не Галифакс, как это следовало бы ввиду чрезвычайной важности вопроса, о котором идет речь. Но Галифакс сегодня в отъезде, а правительство не хотело задерживать передачу ответа до понедельника (24-го была суббота). Далее Батлер с несколько необычайной торжественностью сообщил, что кабинет встретил с большим удовлетворением заявление Советского правительства касательно Швеции и Норвегии, природы советско-германских отношений и общей линии поведения СССР в большой войне. Кабинет полагает, что эти заявления будут способствовать значительному очищению атмосферы между Лондоном и Москвой.

Несколько иначе обстоит дело с вопросом о Финляндии. Британское правительство, конечно, приветствует готовность СССР подписать мир с правительством Рюти-Таннера, однако само оно не считает возможным принять участие в переговорах по этому поводу, так как находит выдвинутые нами условия мира слишком жесткими. Британское правительство, однако, не видит, почему бы СССР не мог сделать свои мирные предложения Финляндии непосредственно.

Было ясно, что правительство Чемберлена не хочет никак ангажироваться и предпочитает иметь свободные руки, чтобы сохранить возможность в случае надобности атаковать СССР. Я выразил сожаление по поводу позиции, занятой британским правительством, и дал понять, что такая его позиция будет отрицательно расценена в Москве.