Александр Алтунин - На службе Отечеству

Да и в конце концов дело не в генерале Брусилове, хотя он но такая уж и простая фигура в истории русской армии, а в славе нашего отечественного оружия, в героизме российских солдат и офицеров, их мужестве и преданности родине. Вот что нам нужно подчеркнуть в беседах с бойцами и командирами.

Нашелся в полку нашем и живой свидетель событий, происходивших без малого тридцать лет назад. С интересом слушали бойцы воспоминания сержанта Романова — участника первой мировой войны, Георгиевского кавалера. Он рассказывал о своих товарищах-солдатах тех далеких лет, сражавшихся во имя России-матушки, о их мужестве, стойкости, самоотверженности. Захару Петровичу было что сказать и о боевых делах друзей, с которыми шел огненными дорогами этой войны. Да и сам он к тем старым воинским наградам прибавил орден Славы III степени.

Проводились в те дни партийные и комсомольские собрания. Лучшие из лучших воинов вступали в партию и комсомол. Комсоргом батальона у нас был Володя Баранов — энергичный, веселый человек. Ему до всего было дело, начиная от вопросов боевой подготовки и кончая мелкими деталями отдыха бойцов. Выпуск боевых листков, листовок-молний, текстуальные читки газет, обсуждение статей различного характера, организация вечеров вопросов и ответов — да разве все перечислишь, чем занимался этот неугомонный человек! Где он, там шутки, смех, песни. Под стать ему подобрались и члены комсомольского бюро — инициативные, напористые в работе. Потому и била комсомольская работа в батальоне, да н в ротах, как говорят, ключом. Комсомольцы являлись хорошими помощниками командиров во всех наших делах.

В батальоне по инициативе комсомольских активистов состоялся обмен опытом мастеров огня из стрелкового и артиллерийского оружия, прошел сбор наводчиков пулеметов, противотанковых ружей, минометов и орудий.

Мы жили предстоящим наступлением и ждали изменений на фронтах Великой Отечественной. В сводках Совинформбюро, газе-их подводились итоги осенне-зимней и весенней кампаний, сообщалось о боях местного значения. Противник был разгромлен под Ленинградом и Новгородом, на Украине и в Крыму.

С радостью мы встретили весть о том, что в ночь на 6 июня союзные войска пересекли Ла-Мапш и приступили к высадке десанта на побережье Северной Франции. Одновременно их авиация нанесла удары по гарнизонам врага, дислоцирующимся в городах Кале и Дюнкерк. Наконец-то долгожданный второй фронт был открыт!

Между тем набирало силу лето. С короткими грозовыми дождями, птичьим гомоном, соловьиными трелями, терпкими запахами цветов проходил теплый и солнечный июнь сорок четвертого. Природа словно манила мечтами одетых в армейскую форму двадцатилетних парней, навевала воспоминания сорокалетним. Первые вечерами, в свободное от несения службы время, пели песни или выделывали ногами замысловатые кренделя под аккомпанемент гармоник, топали так, что дрожала земля; вторые, собравшись в кружки, вели разговоры о довоенной жизни, вспоминали семьи, с которыми разлучило фашистское нашествие.

Как-то поздним вечером, обходя охранение с лейтенантом Малыгиным, мы стали свидетелями одного из таких разговоров.

— Письмо намедни получил. Домашние пишут — отсеялись, хотя и трудно было, одни бабы на селе остались. Жена сообщает еще, что сосед письмо своей супруге прислал. На Ленинградском фронте воюет. Пишет, что обзавелся финкой. Соседка возмутилась. Моя тоже клюнула на эту удочку. Спрашивает: тоже, наверное, там бабу нашел, что домой редко письма пишешь? Соберусь и приеду. Повыдеру ей, да и заодно тебе, старый греховодник, глаза.

Взрыв хохота на время заглушил голоса.

Подошли к сидевшей у блиндажа группе солдат. Бойцы встали.

— Так как же, товарищ Зверев, насчет финки?

— Перепутала, товарищ старший лейтенант, холодное оружие с национальностью, — ответил широкоплечий, лет сорока с небольшим солдат.

Бойцы прыснули со смеху.

— Садитесь. Да и мы с парторгом тоже присядем…

Опустились на предложенную старшим сержантом Николаевым аккуратно свернутую плащ-палатку.

— Спасибо, Алексей Максимович.

Николаев как-то удивленно посмотрел на меня. Но, когда я по имени и отчеству обратился и к младшему сержанту Жигоре, понял, видимо, — знаю не только его. Маленькая деталь, но она как-то сразу расположила к нам солдат и сержантов. Пошел непринужденный разговор о наших делах, о наступлении Ленинградского фронта, союзниках, третьей годовщине со дня начала Великой Отечественной войны… И так уж получилось, что чуть ли не каждый вспомнил погибших на фронтовом пути товарищей.

— Без их подвига, — подытожил разговор Василий Федорович Малыгин, — не было бы и сегодняшнего нашего дня. Они были первыми. Не дрогнули. Пусть земля Отечества им будет пухом. Оня начинали, а мы должны закончить разгром фашистов. Эгто наш святой долг перед их светлой памятью.

В наступившей тишине было слышно, как кричит коростель, а на соседнем болотце подает голос кем-то разбуженный селезень.

Слышался свист рассекаемого крыльями летучих мышей напоенного ночной влагой воздуха.

— Скоро ли пойдем мы? — нарушил затянувшуюся паузу рядовой Акса Баймулдинов, вскинув на меня смуглое, с раскосыми глазами лицо.

— Скоро, товарищи, скоро!

В первых числах июля командование больше стало уделять внимания рекогносцировочным работам. Основное время мы проводили на переднем крае или у макета района предстоящих боев. Еще и еще раз отрабатывали возможные варианты хода боевых действий. Комдив и начальник штаба требовали все новых и новых сведений о противнике. Подчиненные майора Валентина Коротаева вместе с полковыми разведчиками работали в полную силу.

По данным разведки, мы знали: оборона противника состоит из трех полос, вмещающих в себя траншеи полного профиля, ходы сообщения, окопы, огневые, основные и запасные позиции для артиллерии, минометов, танков, различного рода инженерные заграждения. Не только крупные населенные пункты, хутора, отдельные дворы, но и господствующие над местностью холмы и высоты превращены в узлы сопротивления.

В полосе предполагаемого наступления полка противник создал опорные пункты в Киселине, Оздютичах, Семеринке, Лукувом, особенно фашисты укрепили Владимир-Волынский. Город был опоясан несколькими траншеями, прикрытыми сплошными минными полями и проволочными заграждениями.

Перед нашим батальоном передний край гитлеровцев проходил но восточной окраине Киселина, северной окраине населенного пункта Семеринка и колонии Жичинок и состоял из двух-трех траншей, имеющих инженерные заграждения и защищаемых огнем артиллерии и минометов.

Вторая его полоса, так называемая линия принца Евгения, тянулась по западному берегу реки Турья. По данным пленных, она являлась основной. Сюда, под прикрытие инженерных сооружений, противник рассчитывал отвести, если потребует обстановка, части с первой — во избежание излишних потерь.