Андрей Аникин - Адам Смит

Десницкий был посредником между английской и русской культурой, он перевел и издал ряд важных английских книг, собирался переводить Смитову «Теорию нравственных чувств». Болезнь, и смерть помешали этому.

В многочисленных университетских речах, в которых он развивал свои научные взгляды, с большим уважением упоминается имя «господина Смита».

В одной из речей Десницкий задает себе следующий любопытный вопрос: «…каким ухищрением тьмы народов удержаны в покорении, против собственной воли и собственного интереса избрали последовать таким мерам, какие только заблагорассуждалось правительствующим для их поведения предписать?..»

Высказав по этому поводу ряд соображений, он заключает: «Сие столь изрядно изъяснено благоразумным сочинителем новой нравоучительной философии господином Смитом, что описания больше не требует».

Десницкий был крупным и оригинальным мыслителем. Он стремился выяснить закономерности общественного развития и высказал об этом ряд глубоких догадок. Много раз выступал московский профессор против самых жестоких сторон крепостного права.

В заключение один любопытный вопрос.

Текстуальное сравнение речей Десницкого и Третьякова с лекциями Смита показывает, что они в нескольких местах цитируют эти лекции в записи неизвестного студента. У Десницкого это определение предмета естественного права, описание различных «состояний» человеческого общества в его развитии. У Третьякова — благотворное влияние разделения труда на богатство общества.

Конечно, они сидели в 1762 и 1763 годах в классе Смита и сами, вероятно, записывали его лекции. Они могли привезти свои записи в Москву.

Но могут ли несколько человек, не будучи стенографами, дословно повторять друг друга в конспекте? Возьмите конспект одной и той же лекции, сделанный двумя студентами, и вы неизбежно найдете большую разницу.

Скотт, который произвел сравнительный анализ текста лекций с ранней рукописью первых глав «Богатства народов», обнаружил, что студент, записавший лекции, уловил лишь примерно 30 процентов того, что, по всей вероятности, говорил Смит с кафедры. Могут ли эти 30 процентов быть одинаковыми у двух слушателей? Очевидно, нет.

Каков же вывод? Видимо, Десницкий и Третьяков имели в Москве такой же экземпляр лекций Смита, какой нашел адвокат Маконоки на своем эдинбургском чердаке!

Вполне вероятно, что они не удовлетворились своими записями, тем более что их знание английского языка в то время еще не могло быть особенно хорошим, и потратили несколько шиллингов на копию отредактированного конспекта. Или сами переписали две сотни страниц этого конспекта.

Может быть, где-то в Москве существует эта замечательная рукопись, привезенная из Глазго 200 лет назад?

Путешествия в XVIII веке — привилегия немногих, имеющих деньги и время. У Смита до 40 лет не было ни того, ни другого. Лишь в позапрошлом году он впервые попал в Лондон, не говоря уже о загранице.

Утешая себя в мыслях тем, что Ньютон никогда в жизни не выбирался далее Лондона и Кембриджа, Смит все же болезненно ощущает этот пробел.

Поэтому он очень доволен, когда в начале ноября 1763 года от Таунсэнда, наконец, приходит формальное предложение занять должность воспитателя герцога Баклю и возможно скорее выехать для этого в Лондон, откуда они направятся во Францию.

Условия благоприятны: 300 фунтов в год, не считая содержания во время путешествия на континент, и пожизненная пенсия в таком же размере. Он может считать себя, мать и верную мисс Дуглас обеспеченными до конца дней: хоть это и не очень большое богатство, но вдвое превышает его профессорский оклад и позволит ему впоследствии десять лет без денежных забот работать над «Богатством народов».

Сразу после рождества миссис Смит начинает собирать сына в дорогу. За последние 17 лет он ни разу не уезжал больше чем на два-три месяца, и предстоящая долгая разлука страшит ее. Ведь ей уже под семьдесят! Беспокоит ее и здоровье Адама, он так привык к домашнему уходу и заботе. Но делать нечего. Такова судьба всех матерей, она еще счастливее очень и очень многих. Повздыхав и поплакав вместе с Джейн, миссис Смит берется за укладку белья и разных любимых мелочей сына.

В середине января, в необычно крепкий мороз, который веселит «московитов» Десницкого и Третьякова, но не слишком устраивает шотландцев, Смит отправляется в далекий путь.

Генри, третий герцог Баклю, только что вышедший из аристократической Итонской школы, оказывается застенчивым и немного провинциальным для своего громкого имени 17-летним юношей. Путешествие, как это принято у знати, должно заменить ему университет. Таунсэнд на три дня отрывается от государственных дел, чтобы помочь учителю и ученику сблизиться.

В первые дни Смиту становится немного не по себе, когда он вспоминает, что его питомец ведет свой род чуть ли не от шотландских танов времен Макбета и Дункана, что он праправнук женолюбивого Карла II Стюарта и правнук романтического герцога Монмута, сложившего голову на эшафоте после неудачного мятежа против своего дяди Якова II.

Но скоро отношения налаживаются: хотя герцог Генри не отличается особыми талантами, он славный малый и доставляет своему воспитателю не очень много хлопот.

Смит в роли гувернера и наставника производит на аристокритических знакомых Таунсэнда неважное впечатление. Многим кажется, что Таунсэнд промахнулся, выбрав малоопытного в жизненных делах, неловкого и рассеянного ученого. Смиту никогда не суждено стать своим человеком «в высоком лондонском кругу», а теперь, по существу впервые попав в него, он чувствует себя особенно стесненно: искусством легкого разговора он не обладает, светских сплетен не знает, костюм его пока не более моден, чем два года назад.

Но Таунсэнд знаком со Смитом уже пять лет и знает его несколько глубже.

Заглянув на год вперед, мы увидим, что он не разочарован. Получив информацию о ходе занятий (вероятно, не только от учителя и ученика, но и от третьих лиц), он в письме пасынку выражает свое удовлетворение и заодно дает такую любопытную аттестацию наставнику: «Мистер Смит имеет, помимо многих других достоинств, то преимущество, что он глубоко начитан в вопросах государственного устройства и законов вашей собственной страны (то есть Англии. — А. А.). Он умен без чрезмерной утонченности, широко образован, но не поверхностен. Хотя он ученый, его взгляды на нашу систему управления не отличаются догматизмом или односторонней узостью. Обучение у него позволит вам за короткое время приобрести знания, необходимые серьезному политическому деятелю».

Не вина Смита, что планам энергичного Таунсэнда не дано осуществиться: герцог Генри проживет жизнь шотландского сельского помещика и мецената эдинбургских ученых и писателей. Политического деятеля из него не выйдет.