Филипп Александр - Королева Виктория

28 августа во время аудиенции премьер-министр подал королеве прошение об отставке и признался ей: «В течение четырех лет мы ежедневно виделись с вами, и каждый новый день был для меня прекраснее предыдущего». Виктория писала ему: «То, что чувствует королева, расставаясь с ее дорогим и великодушным другом лордом Мельбурном, проще вообразить, чем описать». Она подарила ему флакон одеколона и несколько гравюр, которые он будет беречь, как «сокровище».

Днем позже королева приняла Пиля. «Встреча прошла нормально, она длилась всего двадцать минут», — сделала она скупую запись в своем дневнике. Мельбурн через лорда Гревилла передал своему преемнику следующие рекомендации: «Королева лишена претенциозности, она знает, что есть множество вещей, трудных для ее понимания. И любит, чтобы ей объясняли их, не вдаваясь в подробности, доступно и кратко. Она не любит продолжительных аудиенций. Я никогда не задерживался у нее подолгу». Энсону он также дал совет: «Пусть Пиль не раздражает Ее Величество своими напыщенными речами о церкви. Больше всего она не любит то, что называет “воскресной тягомотиной”». И, наконец, он предостерег нового премьер-министра от принятия каких-либо решений с Альбертом за спиной королевы.

Королевская чета отбыла на отдых в Клермонт. Именно там произошла передача власти старого кабинета министров новому. Печати и «ящики для депеш» были сложены на ее столе. Этим грустным сентябрьским днем королева, пребывавшая на седьмом месяце беременности, смотрела, как под вековыми дубами Клермонта разъезжаются кареты. С окончанием эры Мельбурна переворачивалась последняя страница XVIII века с его фривольностями, пороками и изысканным вкусом. Виктория вернулась в дом, опираясь на руку Альберта и едва сдерживая слезы.

Уже на следующий день она не выдержала и написала своему любимому Мельбурну, который не заставил ее долго ждать ответа. В своих практически ежедневных письмах королеве он продолжал просвещать ее по самым разным вопросам: о назначениях послов, истории того или иного закона или роли нового генерал-губернатора Канады. Более чем когда-либо она доверяла его уму, его разъяснениям, его мнению, что выводило из себя Альберта, а еще больше — мнительного Штокмара.

Виктория пригласила своего бывшего премьер-министра на ужин в Виндзорский дворец. Мельбурн написал принцу, дабы получить его согласие. Вместо ответа он получил через Энсона меморандум, составленный бароном Штокмаром. Альберт никак себя не проявил. Мельбурн ознакомился с меморандумом барона. Тому не нравился эпистолярный диалог бывшего премьер-министра с королевой, «нелояльный» по отношению к Пилю, а главное — ему не нравилось то, что глава вигов считал возможным критиковать правительство в палате общин. Лежа на диване, Мельбурн кипел от негодования: «Проклятие! Это выше человеческих сил! И это вместо того, чтобы просто дать ответ...» Альберт, со своей стороны, просил Мельбурна не оставлять на виду письма королевы, в которых та критикует Пиля.

А новый премьер-министр обладал всеми теми качествами, которые были симпатичны принцу. Это был в высшей степени добродетельный человек, ригорист и пуританин. Объединяло его с принцем и то, что оба они были застенчивы, верны своим принципам и сдержанны в проявлениях чувств. А главное — оба были неутомимыми тружениками. Пиль по семнадцать часов в сутки просиживал над своими бумагами. Он лично контролировал работу всех министерств. Присутствовал на всех заседаниях палаты общин. Каждый вечер он отправлял Альберту отчет о дебатах в парламенте и дискуссиях в правительстве.

Трудная беременность Виктории близилась к завершению. В шесть часов утра 9 ноября королева почувствовала первые схватки. Ее акушер доктор Локок уже две недели безотлучно находился в Букингемском дворце. Три других врача немедленно прибыли ему на помощь. Примчались герцогиня Кентская, жившая теперь в Кларенс-хаусе, Пиль, Веллингтон и другие видные государственные деятели. Правда, королева уже трижды объявляла, что вот-вот родит, и кое-кто, в том числе и архиепископ Кентерберийский, устав ездить туда-сюда из-за ложной тревоги, на сей раз не стал спешить и в результате опоздал. Крепкий крупный мальчик уже появился на свет и сразу был предъявлен — голышом — собравшимся, дабы они поставили свои подписи под актом о его рождении.

Ребенка назвали Альбертом в честь отца и Эдуардом в честь деда, герцога Кентского. Мельбурн заметил, что Альберт — старинное саксонское имя, которое в Англии совсем не употребительно, тогда как имя Эдуард, напротив, очень популярно. Но королева желала лишь одного: «Чтобы он во всем походил на своего дорогого, ангелоподобного папочку». Во избежание путаницы наследника стали звать Берти.

Крестины состоялись в королевской церкви Виндзорского дворца. Как и в случае с Пусси, голову наследного принца окропили водой из Иордана. Почти все гости были немцами. По совету Штокмара, Альберт пригласил в крестные отцы ребенка короля Пруссии. Они оба с благосклонностью относились к возможности объединения Германии под эгидой Берлина.

Виктория стала первой правящей государыней Англии, подарившей стране наследника мужского пола, и это событие вызвало во дворце радость, сумятицу и полнейший беспорядок. Из дворца эта радость распространилась по всей стране. «Таймс» с гордостью писала, что Виктория — «образцовая королева».

Но она совершенно не походила на тех образцовых жен, которых восхваляли с высоты своих кафедр ревностные методистские пасторы, последователи Уэсли: терпеливых, покорных и нетребовательных. Приступы безудержного гнева случались у Виктории совершенно непредсказуемо, она бушевала так, что дрожали стены королевских покоев, обитые красным узорчатым шелком. Альберт с трудом выносил эти истерики и не уставал повторять жене: «Ты должна уметь держать себя в руках». Лорду Кларендону он признался, что должен следить за «психическим состоянием жены, как за молоком, закипающим на плите». А Штокмару писал: «Она такая вспыльчивая и горячая... она впадает в бешенство и осыпает меня упреками. Она обвиняет меня в недостатке доверия к ней, в амбициозности, в необоснованной ревности и т. д. Мне остается выбирать лишь одно из двух: либо молчать и ретироваться, но в этом случае я буду уподобляться маленькому ребенку, которого отругала мать и который пристыженно убежал; либо на грубость отвечать грубостью, но тогда это будет перерастать в жуткие сцены, а я ненавижу подобные вещи, и мне ужасно тяжело видеть Викторию в таком состоянии». Виктория сама признавала, что у нее невозможный характер: «Я еще до замужества знала, что из-за него у меня будут проблемы».