Михаил Вострышев - Московские обыватели

Дмитрий Александрович Ровинский был выдающимся деятелем по подготовке и проведению в жизнь судебной реформы 1860-х годов, решительный противник телесных наказаний и инициатор суда присяжных. Его служение Закону можно назвать династическим. Отец, Александр Павлович, смоленский дворянин, с назначением после Отечественной войны 1812 года в Москву военным генерал-губернатором графа А. П. Тормасова, стал в Первопрестольной вторым полицмейстером, помощником А. С. Шульгина, вместе с которым устроил прославленную пожарную команду. В Москве он женился на дочери лейб-медика Екатерины II И. И. Мессинга. Анна Ивановна принесла за собой богатое приданое и 16 августа 1824 года родила сына.

В 1837 году тринадцатилетний Дмитрий поступил в петербургское Училище правоведения. «Жил он со всеми мирно и тихо, — вспоминал старший товарищ Ровинского по училищу В. В. Стасов, — учился хорошо и исправно, как тоже множество других товарищей, и отличался разве тем, что вздумал участвовать в училищных концертах, которых тогда бывало у нас много… Стал учиться играть на контрабасе. Играл на контрабасе также и другой наш товарищ — князь Д. А. Оболенский, впоследствии член Государственного совета и статс-секретарь. Они у нас на концертах стояли на эстраде рядом: один — большой [князь Д. А. Оболенский], другой — маленький, один — черный, другой — рыженький и курчавенький… Но, выйдя из училища, каждый из них двух положил свой толстый смычок в сторону и больше до него во всю жизнь уже и не дотрагивался».

Ровинский закончил училище в 1844 году по первому разряду и с чином титулярного советника был направлен в родную Москву помощником секретаря седьмого департамента Сената. В 1848 году его назначили губернским казенных дел стряпчим, в 1850-м — товарищем председателя Уголовной палаты, в 1853-м — московским губернским прокурором, в 1870-м — сенатором уголовного кассационного департамента Сената, и в последней должности он оставался вплоть до кончины.

Ровинский осуществлял в городе надзор за порядком судебного производства и охрану интересов частных лиц. «Он не вступал в служебные пререкания, — вспоминал управляющий канцелярией министра юстиции Д. Е. Бер, — но сильные и могущественные лица г. Москвы и московского генерал-губернаторства охотно, а иногда и весьма неохотно подчинялись его требованиям, заявляемым в самой мягкой, но твердой и законной форме».

Когда 26 мая 1894 года торжественно отмечали пятьдесят лет государственной службы на благо российского судопроизводства тайного советника Ровинского, больше всего говорили о второй стороне его жизни, посвященной собиранию и изучению живописных портретов, гравюр, икон, лубков. Ведь даже его первая появившаяся в печати статья касалась вопросов искусства — разбор сочинения И. Е. Забелина «О металлическом художественном производстве в древней Руси» (журнал «Отечественные записки», 1853 г.). Следом длинной чередой пошли книги: «Русский гравер Чемесов», «Одиннадцать гравюр И. В. Берсенева», «Подробный словарь русских гравированных портретов» (4 тома), «Подробный словарь русских граверов XVI–XIX веков» (2 тома), «Полное собрание гравюр Рембрандта» (4 тома), «Николай Иванович Уткин, его жизнь и произведения», «Федор Иванович Иордан», «Русские народные картинки» (5 томов), «Достоверные портреты московских государей», «Виды Соловецкого монастыря», «Полное собрание гравюр учеников Рембрандта и мастеров, работавших в его манере», «Материалы для русской иконографии» (12 томов), «Собрание сатирических картинок»…

О своем издании десяти тысяч русских гравированных портретов Ровинский писал: «Мне все равно — гений ты или замечательный шут, великан или карлик, разбойник, ученый, самодур, самоучка, сделал ты что значительное в жизни или просто промытарил ее. Есть с тебя гравированный портрет — ну и ступай в мой словарь и ложись там под свою букву».

Об этом издании, не утратившем своего научного значения и по сей день, знаменитый юрист А. Ф. Кони писал Ровинскому: «С жадностью принялся я за рассмотрение Вашего ценного во всех отношениях подарка и был приведен просто в восхищение. Какой это труд! Я уже не говорю о его специальном значении, объеме и содержании — его характеристики, которые рассыпаны в нем, его исторические и бытовые справки, которыми он переполнен, уже сами по себе представляют своего рода сокровище, поражающее разнообразием сведений, объективностью и изяществом простоты».

Известный гравер и коллекционер Н. С. Мосолов благодарил Ровинского за присылку четырехтомника гравюр великого голландского живописца XVII века: «Сегодня получил Вашего Рембрандта. Я целый день рассматривал это изумительное издание! Ничего подобного не было, вероятно никогда не будет на земном шаре! Честь вам и слава, что воздвигнули такой памятник Рембрандту!»

«Невысокого роста, с вьющимися седыми волосами, он носил на голове черную «мюц» и видом походил на какого-нибудь французского архивариуса, — вспоминал о Ровинском книгоиздатель М. В. Сабашников. — Он приходил к нам в Жуковку запросто, всегда пешком. Охотно рассказывал про свои многочисленные путешествия и про разные забавные случаи его коллекционерской деятельности. Так, например, когда он собирал офорты Рембрандта, то встретился с серьезным затруднением в проникновении на чердаки старых домов в Генте, Антверпене, Брюсселе и других городов, где надо было искать забытые офорты, а при случае можно было наткнуться на старые доски [гравюры на дереве]. Постороннего человека зря пускать на чердак ни у кого охоты не было. Объяснить же всем цель поисков было и затруднительно, и нежелательно. Ровинский сошелся с предпринимателем, скупавшим чердаки для очистки от голубиного помета, представляющего, как известно, великолепное удобрение. По соглашению с предпринимателем, Ровинский имел право выбрать на купленном чердаке то, что его интересовало, после чего уже очистка чердака переходила в руки предпринимателя».

Не меньше труда, чем на коллекцию гравюр, Дмитрий Александрович положил на собрание лубков. Для решения вопроса о происхождении той или иной русской народной картинки он разыскивал подобные ей старинные немецкие, французские и английские лубки, предпринял с той же целью несколько путешествий в Египет, Китай, Индию и Японию. Этот подвижнический труд был сродни собиранию народных слов В. И. Далем, песен П. В. Киреевским, сказок А. Н. Афанасьевым.

Но портрет страстного защитника справедливого суда, почетного члена Академии наук и Академии художеств будет неполным, если не сказать, что он был москвичом во всей глубине этого славного звания. В московском доме его матери, что стоял напротив церкви Успения на Могильцах, частыми гостями были К. П. Победоносцев, Я. П. Полонский, Д. В. Григорович, Е. И. Маковский, Б. Н. Чичерин и другие просвещенные люди, которые вели здесь долгие беседы об искусстве.