Сергей Кабанов - На дальних подступах

Переночевав на столе у писарей штаба, я в шесть утра отправился к месту службы крепостным буксиром «Фейерверкер».

Час спустя на искусственном гранитном островке в заливе, не успев еще оглядеться, я представился командиру батареи. Едва дослушав меня, он сказал:

— Вот тут и будете жить. В этом каземате. Когда-то здесь стояла гладкоствольная пушка, которую заряжали с дула. Теперь это ваш кубрик. Остаетесь временно за меня. Желаю успеха, — и отбыл на том же буксире в Кронштадт.

Я был ошарашен. В пустом мрачном каземате я стоял один, не зная, что делать, с чего начать. Итак, я уже не только командир неведомого мне взвода, но и врио командира неведомой мне батареи. Похоже на те анекдоты из крепостной жизни, которые рассказывал добродушный комбриг, но от этого мне не легче.

На мое счастье, кто-то постучал в дверь, и в каземат вошел рослый широкоплечий красноармеец, доложивший по всей форме, что он, старшина батареи Новиков, явился в мое распоряжение. Он стал моим ангелом-спасителем и ангелом-хранителем. Прежде всего он показал мне форт: его тесные внутренние дворики за гранитной аркой с медными литерами на камне «Батарея № 4, Зверев, 1857 год», впрочем оставившими меня равнодушным — не силен я тогда был в военной истории России; его приземистые мрачные казармы; его слепые, без окон, продолговатые строения боевых погребов, скрытые от постороннего глаза под земляным бруствером, — мы прошли в эти погреба, где в образцовом порядке лежали снаряды неизвестных мне калибров. На бруствере стояли четыре красивые пушки на тумбах, защищенные щитами из толстой брони. Новиков объяснил мне, что это корабельные орудия 120-миллиметрового калибра с затворами системы «Виккерс», точно, как на новых линкорах.

С бруствера открылся вид на другие форты — слева и справа в одну линию с нашим выстроились еще шесть северных фортов, из которых действующими считались только три: на первом, примыкающем к Котлину, расположилась зенитная батарея 76-миллиметрового калибра пушек системы Лендера, образца 1915 года; на шестом стояла батарея орудий Канэ калибра 152 миллиметра и полевая батарея 76 миллиметров, образца 1900 года, — это и есть наш дивизион, штаб которого расположен на шестом форту. Четвертый северный — в центре всей линии и вместе с пятым, еще до революции разоруженным, — должен был закрывать главный фарватер; все остальные проходы между фортами перегорожены ряжами и забиты камнем, единственный проход для кораблей здесь, между нашим фортом и соседним. А впереди, километрах в шести-семи справа и слева, два мощных форта — Первомайский (Тотлебен) и Красноармейский (Овручев), где расположены второй и третий дивизионы бригады.

Таково было первое зрительное представление о морских фортах, полученное мною в то октябрьское утро двадцать третьего года от старшины Новикова. На всех этих фортах мне предстояло в будущем служить.

У подножия бруствера возле погребов нас уже ждали батарейцы, собравшиеся по собственному почину. Все рослые, как на подбор. И все — мои сверстники, только призывались они на год позже. Обмундированы были хорошо, но вместо сапог или ботинок носили «штиблеты в клеточку». К лаптям они были привычны: большинство батарейцев — псковичи, вологодские и новгородские. На жизнь не жаловались, был бы только хороший харч. В столовой обедали стоя, ели из общих бачков — один бачок на десятерых. А спали на матрацах с трухой: солому полагалось менять два раза в год, но кончалась уже вторая осень, а смены не было.

Было от чего прийти в отчаяние. За несколько часов на меня обрушилось столько неожиданного: и сам форт, и неведомые мне системы и калибры, и непонятное положение «врио командира батареи» — других средних командиров на форту не было, значит, быть мне не только командиром взвода, но и помощником Резника, когда он вернется, — я еще не знал, что уехавший в Кронштадт командир так и не вернется, а меня ждут и другие сюрпризы.

Они начались в тот же день.

Едва я вошел в каземат, раздался телефонный звонок.

— Временно исполняющий обязанности командира второй батареи краском Кабанов слушает! — произнес я так, как нас учили в школе.

Пауза. Молчание. Потом чей-то приятный голос:

— Как вы сюда попали?.. Где командир батареи товарищ Резник? Позовите его к телефону.

Я объяснил происшедшее и услышал в ответ смешок.

— С вами, товарищ Кабанов, говорит командир первого дивизиона Валентин Петрович Селицкий. Жаль, что мы знакомимся по телефону. Но виноваты в этом не вы. Я разберусь. Немедленно снимайте с позиции все четыре орудия батареи. Через двое суток материальная часть и весь боезапас должны быть сосредоточены на причале и готовы к погрузке. Вызовите старшину батареи Новикова, он все знает. А вы — учитесь. И не стесняйтесь этого. Вы, наверно, полевик, многого не знаете. Так учитесь…

Мой ангел-хранитель Новиков уже все знал: еще летом батарею предполагали снять с нашего форта и перевести на правый фланг Первомайского. С работой справились за двое суток без меня, мне оставалось лишь приглядываться и учиться: переучиваться, как сказал Селицкий, полевику на морского артиллериста-береговика.

В артиллерийской школе я изучал трехдюймовые пушки образца 1902 года и сорокадвухлинейные образца 1910 года. Знал правила стрельбы полевой артиллерии, умел чистить лошадей, ездил верхом, знал конный строй батареи. Но в морской крепости я оказался полным профаном. Все иное — и пушки, и снаряды, и цели, а значит, и сама стрельба. Как я буду командовать взводом? Да и взводом ли?..

Когда пушки Виккерса увезли, казалось, наступит передышка, отсрочка, за зиму подучусь. Но я ошибся. Батарейцы вместе с Новиковым ушли на зиму в Кронштадт в Северные казармы. Меня со взводом оставили на форту нести караульную службу и, кроме того, как скоро выяснилось, охранять государственную границу, хотя такой задачи никто нам прямо не ставил.

Оказалось, что служба на фортах в те времена делилась на летнюю и зимнюю. Летом — «летние лагеря», так почему-то называли пребывание батареи на фортах; зимой — зимние квартиры в кронштадтских казармах. На фортах Красноармейском, Первомайском и «Риф» оставались малочисленные дежурные батареи: на Северных номерных — дежурные взводы на четвертом и шестом. Но в эту зиму дежурный взвод полагался только на четвертом, а на шестом форту — ни души, хотя пушки и боезапас остались на месте. Это казалось нелепостью, но возлагало на наш взвод повышенную ответственность.

Границу тогда охраняли два пограничных отряда — в Сестрорецке и Ораниенбауме. Каждому был отведен свой участок побережья и сухопутной границы. Залив зимой на льду не охранял никто. А зима настала ранняя, свирепая, кругом лед, торосы, метели, сугробы. По льду почти открыто сновали между Финляндией и Петроградом какие-то люди.