Эдуард Малофеев - Футбол! Вправо, влево и в ворота!

А в Кисловодске я успел добиться начала реконструкции старого стадиона, теперь там есть стадион-красавец. Так что, думаю, меня хотя бы за это сейчас вспоминают добрым словом.

Итак, я, уйдя из минского «Динамо», а затем из «Асмарала», снова оказался в России и без команды. Предложения возглавить различные клубы ко мне поступали, но завершались они одинаково странно — обещание позвонить и последующее гробовое молчание. Раз молчат, думаю, поеду-ка я поработаю за границей. Мне хотелось доказать, что мы, советские люди, и там можем работать достойно. Причем на достаточно высоком уровне. Предложения у меня были из клубов Германии, Греции, Кипра. Я даже поступил на курсы по углубленному изучению английского языка, стал понимать обыденную разговорную речь. С президентом одного из кипрских клубов договорился, что буду ждать его вызова. Жду. Опять молчание. Вдруг узнаю, что с этой командой на сборы едет совсем другой тренер. Еще в одну страну сунулся — тоже, сначала «добро», потом обрыв связи. Что такое, понять не могу?

И тут я вспомнил, как «меня уходили» из московского «Динамо». Вспомнил и переоценил ситуацию.

А дело было так. Мне позвонил, царство ему небесное, Анатолий Владимирович Тарасов.

— Эдуард, — говорит, — давай, приходи работать в ЦСКА. Я тебе буду помогать в любом качестве. Могу начальником команды быть или как иначе буду с тобой работать. Я всех генералов знаю, не волнуйся. Полковника тебе здесь враз сделаю!

А я подполковником внутренних войск тогда был.

— Спасибо, — отвечаю.

Через день-другой звонок. Высокий чин из футбольных кругов спрашивает:

— Эдуард Васильевич, а ты хочешь в ЦСКА поработать?

Отвечаю:

— Мы с Анатолием Владимировичем уже у всех генералов каких надо побывали. Процесс, так сказать, идет. Так что зачем «хочешь»? Мы с Тарасовым в этом направлении уже работаем.

Вскоре вновь звонит Анатолий Владимирович и говорит:

— Эдик, ты же, оказывается, враг народа!

— То есть как?! Почему?

А Тарасов продолжает:

— Тут такие вихри закружились! Через кого-то передали от имени высоких чинов: «Малофеева не бери, а то к ЦСКА наше отношение будет соответственным. Ты нас понимаешь? Вот и отлично!»

Вспоминая о случае с тарасовским приглашением, я понял, что столкнулся не с артобстрелом в стиле «короткими очередями по Малофееву пли» — вокруг меня минные поля расставили. Зачем, почему? Я же боролся за свою профессиональную жизнь, за чистоту футбола. Вот, думаю, тут-то и напоролся. Боролся, но напоролся. Как же это все организуется, думаю, очень хотелось бы знать! Узнал «как» я через три года. Оказывается, на всех на моих зарубежных приглашениях стояла хо-о-орошая такая формулировка: «В связи с чернобыльской аварией у Малофеева неизлечимый рак крови!» Написали бы «дебошир и алкоголик» или «бьет жену и курит в постели», я, ей-богу, меньше бы этой нелепости удивился. Ведь такая лживая виза стояла на официальных документах, ее автором был государственный человек! А с президентом кипрского клуба я потом встретился на сборах. Он так обрадовался, закричал: «О, Малофеев, вы живы?!» Я говорю: «Ну в общем-то да, а что?» Вот тогда иностранец и рассказал мне о нашей федерации футбола.

Но тогда, к счастью, меня пригласил тюменский клуб «Динамо-Газовик», игравший в первой лиге. Наверное, мне и туда могли дорогу закрыть. Однако решили: «Тюмень — это такая Тмутаракань, что и связываться-то не стоит. Да еще и первая лига. Пусть едет в сибирскую ссылку». Я поехал и попал в клуб с хорошим руководством, разбирающимся в футболе, стремящимся развивать его в своем регионе, честолюбивым: «Эдуард Васильевич, мы хотим, чтобы клуб играл в высшем дивизионе», — «Конечно, — отвечаю, — будем выходить в высшую лигу, и никаких!»

В Тюмени наш стадион и ледовый дворец спорта стояли рядом, мы были тесно связаны с хоккеистами, часто посещали их матчи. Учебно-тренировочный процесс был полноценным, мы в подготовительный период работали на снегу, на льду — о необходимости такой подготовки я уже говорил раньше. Удалось пробить для команды базу. Ею стал бывший обкомовский двухдневный санаторий, куда областное руководство приезжало на выходные — в лесу грибы пособирать, заготовки домашние сделать. Большую помощь в работе президенту клуба Владимиру Долбоносову, в прошлом игроку московского «Динамо», оказывал начальник областного УВД Вениамин Михайлович Башарин. За год мы добились поставленной цели — получили право играть в высшей лиге. Вспоминаю случай, произошедший на финальных играх, — тогда победители трех зон первой лиги играли с тремя командами, которые из высшей лиги вываливались. Мы в первых трех матчах соперников обыграли и сразу завоевали путевку наверх. Потом доиграть турнир было делом техники. Честно говоря, я радовался и тому, что тюменцы шагнули вперед и что сам в высшую лигу вернулся. Правда, в «вышке» нас в следующем сезоне сразу стали поддушивать — и с помощью судейства, и другими «компонентами». Но мы 12-е место все-таки заняли. А я ушел из команды, потому что видел: особых перспектив для работы нет. Плюс к тому сибирские команды целенаправленно выдавливали из высшей лиги — никто не хотел за Урал из Москвы на матчи летать. Но Сибири, считаю, я в какой-то степени помог обрести в себе «футбольную уверенность».

Месяца через три меня пригласили поработать в махачкалинском «Анжи». Сначала к подобному предложению я отнесся как-то… «с непониманием». Это ведь было время первой чеченской войны. Но других предложений ко мне не поступало, и я поехал работать в Дагестан, во вторую лигу. Там меня и мою семью — а один я никуда не ездил, потому что без поддержки семьи не могу работать, — встретили душевно. Я приступил к созданию команды, не заключая жесткого контракта с клубом.

Вообще я всегда стремился работать «на доверии», больше полагался не на подписи и печати в договорах, а на свое мнение о людях. Я рад, что при этом мне ни разу не довелось столкнуться с обманом. Речь идет не о том, что мне, дескать, обещали зарплату одну, а потом могли дать меньшую, нет. Я говорю о том, что на личном опыте мне довелось убедиться: в мире гораздо больше честных и добрых людей, чем злых. К сожалению, люди злые порой оказываются более сплоченными в своих действиях, их «клубок друзей» оказывается живучим. А несмышленая толпа имеет свое мнение о чести, но истинную честь и нравственность увидеть и понять не может. И люди, сбитые с толку голосом толпы и мнением большинства, впадают в заблуждение и полагают почетным то, что превозносит толпа. Но это, к счастью, происходит не всегда. Как я уже говорил, по-прежнему главными положительными критериями оценки человека, его дел остаются душевная доброта и щедрость. К чему я это повторяю?