В. Балязин - Герои 1812 года

Так была создана знаменитая «батарея Раевского». Создана быстро, всего за одну ночь. Пушки были поставлены на редкость удачно. Сектор обстрела был настолько широк, что позволял поражать противника по всему фронту, вплоть до Багратионовых флешей.

В ночь перед боем никто не спал. Не до сна. Генерал Багратион отдал приказ — костров не жечь, но разводить огонь в оврагах и кашу варить, а есть ее всем перед сном и утром перед баталией.

К утру 26 августа все работы были закончены.

В 6 часов главные силы наполеоновской армии двинулись на левый фланг русской позиции. Завязалась ожесточения битва у Багратионовых флешей.

Почти сразу же к Раевскому прибыл адъютант Багратиона с приказом отправить восемь батальонов из его корпуса на помощь защитникам флешей. Генерал тот час же распорядился выслать указанные батальоны.

Никто не предполагал, что и здесь, на Курганной высоте, будет ничуть не легче, чем там, куда Раевский отправил почти половину своих сил.

Еще не было десяти часов утра, как началась первая атака на батарею. Две пехотные дивизии Брусье и Морана двинулись на штурм высоты.

Их встретили егеря и артиллерия. Ружейный залп чуть задержал наступавших.

По кургану ударила вся сконцентрированная на этом участке французская артиллерия. Вслед за этим плотными колоннами двинулась пехота.

Передней бригадой командовал генерал Бонами. Он вел себя смело и решительно. Размахивая шпагой, он был впереди, увлекал за собой своих солдат. «Неприятель устроил в глазах наших всю свою армию, так сказать, в одну колонну, — писал Раевский, — шел прямо на фрунт наш; подойдя же к оному, сильные колонны отделились с левого его фланга, пошли прямо на редут, и, несмотря на сильный картечный огонь моих орудий, без выстрела головы оных перелезли через бруствер».

К несчастью, именно в этот момент на батарее стала ощущаться нехватка боеприпасов. Воспользовавшись замешательством, 30-й линейный полк во главе с Бонами устремился на курган. Наши пушкари дрались банниками, тесаками, просто руками — чем попало. Французы завалили своими убитыми солдатами ров и по трупам ворвались на батарею. В рукопашной схватке были истреблены почти все защитники редута. Неприятель начал закрепляться на высоте. Казалось, долгожданная победа на этом участке была уже достигнута.

Но это только казалось…

В это время генерал Раевский находился в редуте, откуда руководил боем. Незадолго до Бородинского сражения он повредил ногу, и столь серьезно, что, как он сам говорил, «едва только в день битвы мог быть верхом».

Конечно же, ранение, тем более полученное не в бою, не могло стать для боевого генерала поводом для того, чтобы не участвовать в сражении. И он ни на секунду не отвлекся на свою рану, продолжая отдавать приказы.

Почувствовав критическое положение, Раевский еще ранее распорядился начать атаку на Курганную высоту с флангов. С правого крыла в штыковую атаку ринулись полки под командованием генерала Паскевича, слева — Васильчикова.

В этот самый момент, едва Раевский отдал приказ об атаке, он чуть было не попал в плен или, быть может, не поплатился жизнью. Вот что писал об этом сам генерал: «После вторых выстрелов я услышал голос одного офицера, находившегося при мне на ординарцах и стоявшего от меня недалеко влево; он кричал: „Ваше превосходительство, спасайтесь!“ Я оборотился и увидел шагах в пятнадцати от меня французских гренадеров, кои со штыками вперед вбегали в мой редут. С трудом пробрался я к левому моему крылу, стоявшему в овраге, где вскочил на лошадь и, взъехав на противоположные высоты, увидел, как генералы Васильчиков и Паскевич, вследствие данных мною повелений, устремились на неприятеля в одно время».

Одновременно с этим в расположении Курганной высоты почти случайно оказался генерал А. П. Ермолов, которому было поручено осмотреть состояние артиллерии левого фланга. Он появился именно в тот момент, когда атака Паскевича и Васильчикова с флангов только начиналась, а французы еще не успели закрепиться на занятой ими батарее. «Высота сия, повелевавшая всем пространством, на коем устроены были обе армии, — рассказывал позже сам Ермолов, — 18 орудий, доставшихся неприятелю, были слишком важным обстоятельством, чтобы не испытать возвратить сделанную потерю. Я предпринял оное. Нужна была дерзость, и, мое щастие и я успел».

Возглавив атаку на неприятеля в лоб 3-го батальона Уфимского пехотного полка, Ермолов и находившийся тут же генерал Кутайсов в числе первых ворвались на батарею Раевского. Их поддержали егерские полки Вуича, посланные ранее для подкрепления.

Контрнаступление русских солдат было столь решительно, что французы не устояли, бросились в бегство. Во время преследования отступавших французских полков фельдфебель Золотов взял в плен самого генерала Бонами.

Но и со стороны защитников батареи потери были немалые. Погиб при штурме генерал Кутайсов. Генерал Ермолов получил ранение в шею. Практически вся орудийная прислуга и артиллерийские офицеры были перебиты.

Основная тяжесть первых атак французов на Курганную высоту пала на 7-й корпус генерала Раевского. Он не без горечи отмечал, что «убитыми и ранеными приведен был в совершенное ничтожество». Цифры говорили сами за себя: «Корпус мой так был рассеян, что даже по окончании битвы я едва мог собрать 700 человек. На другой день я имел также не более 1500».

Около полудня 26 августа 7-й корпус Раевского перестал существовать. Теперь Курганную высоту, или иначе «батарею Раевского», обороняли части 24-й пехотной дивизии генерала П. Г. Лихачева. Еще многие атаки придется пережить подоспевшей смене. Французы будут называть впоследствии защитников батареи «стальной массой, сверкавшей пламенем», а саму высоту — «редутом смерти». Им вновь удастся занять Курган, но к вечеру французские войска снова отступят на свои позиции.

Генерал Раевский объективно и со свойственной ему справедливостью оценивал действия своих подчиненных. Вот что он писал в своем рапорте: «Описывать деяния всякого генерала, штаб- и обер-офицера я не в силах, а отличная их храбрость доказана тем, что почти все истреблены на месте. Испрашиваю вашего высокопревосходительства всепокорнейше штаб- и обер-офицерам награждения, к коему их представить честь имею. Награда же трем генералам — Васильчикову, Ермолову и Паскевичу, как корпусному командиру не дается власть представлять к повышению чина, испрашиваю ваше превосходительство о исполнении оного. Вам самим известно, что не было случая, где бы они не показали отличной храбрости, усердия и военных талантов».

Подобную же характеристику можно было бы дать и самому Н. Н. Раевскому. Он еще будет участвовать в долгих походах, преследуя отступающие наполеоновские отряды, в жестоких битвах, одерживая славные победы. В одном из писем он напишет: «Наполеон сделал набег на Россию, не разочтя способов, потерял свою славу, бежит, как заяц… Дороги устланы мертвыми людьми и лошадьми его. Идет день и ночь при свете пожаров, ибо он жжет все, что встречает на ходу своем… Неприятель бежит. Мы его преследуем».