В. Балязин - Герои 1812 года

Говорили, что Кутузов вообще не хотел продолжения войны за границей, затем вынужден был согласиться, но не хотел «неподготовленного» продолжения этой войны, полагая миссию России выполненной. Если это так, то непонятно, как он со своим опытом военным, дипломатическим и просто житейским хоть на минуту мог предположить, что Бонапарт не захочет получить реванш? Или, может быть, у него на этот счет были какие-то свои соображения? Сия тайна ушла вместе со светлейшим в могилу.

В туманное утро, полагая, что впереди все чисто, арьергардный корпус Нея, только что взорвавшего при отступлении Смоленскую крепость, буквально напоролся на батареи Милорадовича, осыпавшие его густыми картечами. Опасаясь, что от такой близости французы могут захватить орудия, в штыковой удар пустили пехоту, которая оттеснила неприятельские колонны от пушек. Это было не сражение, а размеренное истребление французов орудийным огнем. Другого ничего не предпринималось; ожидая, что выбросят белый флаг, еще задолго до темноты прекратили пальбу, избегая напрасного пролития крови. При этом была отбита почти вся артиллерия Нея.

Ночью Ней у селенья Сырокоренья, в двенадцати верстах от Красного, набросав на тонкий лед жердей и соломы, воспользовавшись усилившимся на ночь морозом, втайне, с небольшим отрядом, переправился через Днепр и, преследуемый Платовым, потеряв всех людей, в Орше явился ночью перед кострами французскими. На вопрос, кто он, последовал красноречивый ответ «великана»: «Я арьергард великой армии». Остатки корпуса Нея сдались. Когда Бонапарту донесли о гибели арьергарда и о том, что Ней в плену, он сказал: «У меня в Париже в кладовых триста миллионов золотом, я их все отдам за Нея!» Кто из государей мог сказать, что у него в кладовых триста миллионов и что это были за кладовые?..

После Красного «кончился подвиг главной армии». Подвергшейся неимоверным трудам и лишениям, ей нужен был отдых. Она медленно передвигалась к берегам Березины, где Чичагов с Витгенштейном должны были добить остатки неприятелей. Но не добили. Французы на этом деле потеряли 19 тысяч и весь обоз. Однажды в Вильне, намекая на то, что мог быть взят сам Наполеон, Кутузов, поднимая тост за победителей, с искренним сожалением сказал: «Ах, не все сделано! Если бы не адмирал, то простой псковский дворянин сказал бы: „Европа, дыши свободно!“» Тогда еще не сообразили, что Чичагов, даже не будучи введенным французами в заблуждение относительно места их переправы, едва ли смог бы выполнить возложенную на него задачу, поскольку под рукой у него было не сто, а всего двадцать пять тысяч человек, вынужденных действовать на сто верст фронта по глубокому снегу. Конечно, Кутузову, как и всякому русскому человеку, хотелось, чтобы Наполеон был взят, и, хотя он сам именно к этому не стремился, что видно из всех его действий, по этому искренне вырвавшемуся возгласу сожаления можно судить о том, что он действительно был бы истинно рад, если бы Чичагов Бонапарта взял. Представляемые дипломатами тех времен в оправдание сдержанности в этом смысле Кутузова свидетельства крайнего неудобства для главнокомандующего взятия в плен императора, как коронованной особы, едва ли имеют под собой почву, являясь ловко измышленными доводами, поскольку был он не принц крови, хотя Александру и приходилось признавать его государем и обращаться к нему не иначе как «Государь, брат мой…». Может быть, Кутузову что-то мешало принять энергичные меры по поимке Бонапарта, неизвестно.

По взятии Смоленска Петр Петрович, как и обещал, возвратил городу взятую из него при отступлении икону Смоленской божьей матери. О чудотворном образе Смоленской Одигитрии, поскольку была она взята воинами Петра Петровича Коновницына, стоит рассказать особо. История этой иконы исходит из глубины веков. По преданию, считается, что она написана самим евангелистом Лукой. Одигитрия с греческого переводится, как Путеводительница. Ее брали в свои походы греки, а в 1046 году ею благословил в далекий путь на Русь византийскую царевну Анну ее отец император Константин Порфирородный, выдавший ее за черниговского князя Всеволода Ярославича. Сын Всеволода Владимир Мономах, унаследовав эту икону и получив во владение Смоленское княжество, установил ее в построенном им в 1101 году соборе. С тех пор называлась она Смоленской, считалась чудотворной и служила предметом особого поклонения жителей города, почитавших ее своей покровительницей. В 1237 году «заступлением Смоленской Одигитрии» смоляне отбились от полчищ Батыя, что было по тем временам «явленным чудом».

При Федоре Иоанновиче ближним боярином его Борисом Годуновым была высказана идея заложить в городе Смоленске крепость каменную для защиты западных рубежей государства от Литвы и поляков. Избранный царем, Борис Годунов не оставил без внимании своего детища, Смоленский кремль, чего требовали и интересы укрепления могущества государства, и повелел установить над главными крепостными воротами — Днепровскими — на стене надвратной Благовещенской церкви список с Одигитрии. Работа была поручена лучшему тогдашнему художнику — знаменщику Постнику Ростовцу, который, «между прочим, знаменовал, т. е. садил жемчугом с дробницами, бархатный покров на гроб Иоанна Грозного». Списывал он, надо полагать, не с подлинника евангелиста, а со «списка» 1456 года, сделанного после того, как делегация знатных смолян просила великого князя Василия Темного вернуть городу взятую в 1398 году царицей Софьей, дочерью великого князя литовского Витовта, Смоленскую Одигитрию, которою Витовт благословил дочь, приезжавшую к нему в Смоленск, то есть в Литву, на свидание. Тогда-то и сделали список, чтобы не осталось пустым место в Благовещенском соборе Московского Кремля. Отправляемую в Смоленск Одигитрию сопровождали крестным ходом при большом стечении народа за две версты от города до бывшею тогда в предместье Москвы Саввина монастыря. На этом месте в 1524 году при Василии Иоанновиче в память присоединения Смоленска к России был построен Новодевичий монастырь, куда затем и поместили московскую копию. Вот с нею-то знаменитый художник, наверное, и работал.

В 1602 году зодчий Федор Конь закончил сооружение Смоленского кремля, глубокой осенью была прислана из Москвы новописаная икона Смоленской Одигитрии, которая была установлена над Днепровскими воротами, и «стена» была освящена. С тех пор икона эта в течение более 200 лет встречала и провожала своим «благословением» всех посещающих Смоленск. Отечественная война 1812 года, начиная с защиты Смоленска, прошла под знаком покровительства Смоленской Одигитрии. В пылу жестоких сражений, обращаясь к полкам, Петр Петрович Коновницын всегда говорил: «Помните, что вы сражаетесь за Пречистую Деву, за Дом Пресвятой Богородицы!» Получив приказ оставить Смоленск, русские войска за два часа до рассвета, соблюдая тишину, чтобы неприятель не понял, что город оставляется, вышли из крепости.