Ольга Скороходова - Как я воспринимаю, представляю и понимаю окружающий мир

Пока со мной еще ничего плохого не сделали, наоборот, наверху меня повели в ванную комнату и показали, что я должна купаться. Мыться, купаться и вообще плескаться в воде я очень любила, поэтому сразу согласилась купаться. Однако, когда мне показали большую ванну, которую я раньше никогда не видела, я не хотела в нее садиться, опасаясь, что могу утонуть в таком большом «корыте». Я показывала руками, чтобы мне дали Круглый таз или корыто. Несмотря на то что девочки и женщина (воспитательница) усиленно убеждали меня всевозможными жестами садиться в ванну, я все-таки не соглашалась и в свою очередь показывала, что вода зальет меня всю, попадет мне в рот и в нос и я буду лежать под водой. Мне показывали, что в ванне будет немного воды и она меня всю не зальет. Но я этому не верила и не хотела садиться в ванну. Дело в том, что в селе я купалась в реке летом, поэтому знала, как опасно для маленьких детей, когда бывает много воды. В конце концов кто-то принес большой таз, и только тогда я позволила выкупать себя.

Когда же нужно было одеваться и я обнаружила, что мне дали не белье и платье (хотя и чистое по запаху, и аккуратно сложенное), я снова поняла это так, что у меня отняли мои вещи и больше не отдадут их мне. И мне было очень жалко расставаться с вещами, которые мне шила мать своими руками. Особенно жалко расставаться с шерстяным платьем с кружевным воротничком. Вместо него мне дали простое (фланелевое) и уже не новое И фасон был какой-то смешной: в талии платье было узкое а юбка была в сборках; застегивалось платье спереди на кнопки, воротник был стоячий и закрывал мне всю шею. Это была форма девочек в старой дореволюционной школе. Мне очень не понравился фасон этого платья, — если не ошибаюсь, я даже не очень верила, что это действительно платье, ибо дома я носила платья из другого материала и таких фасонов, которые застегивались сзади или без разрезов надевались через голову. А теплые сорочки (зимнее белье) у меня были фланелевые и застегивались спереди на пуговички.

Никто не мог убедить меня надеть школьное платье, которое я склонна была считать теплой сорочкой. Очевидно, кто-то позвал на помощь дядю, и только ему я поверила, что можно надеть школьное платье, а мое шерстяное нужно повесить в шкаф и я его надену через много дней, я поняла, что через много дней будет что-то такое необычное (праздник), когда следует надевать новые и хорошие платья.

В хронологической последовательности я теперь не могу припомнить всего, что было со мной в школе в следующие дни, однако помню некоторые наиболее поразившие меня случаи.

Я довольно долгое время не понимала того, что нахожусь в школе слепых детей, поэтому удивлялась тому, что дом большой, много комнат, а также много детей различного возраста, точнее говоря, роста, ибо я тогда о возрасте судила по росту, поэтому высокорослых детей принимала за старших. Я также никак не могла понять, зачем в одной комнате (в спальне) стоит много кроватей. И вообще мне казалось, что в одном доме слишком много людей, детей и взрослых. Я боялась ходить одна на второй и третий этаж, ибо не понимала устройства и расположения дома и думала, что наверх ходить опасно: «потолок» (пол на верхних этажах) может сломаться, и мы все провалимся вниз. Особенно я боялась, когда дети бегали по коридорам наверху. Выходить на балкон в столовой (на втором этаже) я тоже очень боялась.

Помню, что однажды незрячий мальчик, не видя, что я протянула руку вперед, чтобы выйти из столовой в коридор, хлопнул дверью и очень больно прибил мне руку. Я считала, что в этом доме я одна слепая, поэтому подумала, что мальчик хотел меня побить и нарочно хлопнул дверью. Я очень обиделась, плакала и от обиды и от боли, всем показывала руку, а вечером, когда девочки повели меня к дяде, который некоторое время жил в школе, я снова заплакала и показывала ему, что надо скорее уйти из этого плохого дома.

Днем дядя куда-то уходил, а вечером возвращался в школу и звал меня в свою комнату. Он всегда угощал меня чем-нибудь, но я старалась спрятать в карманы то, что мне давал дядя, чтобы в спальне разделить все с девочками. На девочек я не обижалась, ибо они как-то умели не сталкиваться со мной в коридорах. Но мальчики часто, и конечно случайно, натыкались на меня. Я продолжала думать, что мальчики это делают умышленно. Я неоднократно напоминала дяде, что нам нужно уезжать домой, уезжать к нему, где меня никто не будет бить и толкать… Но дядя только гладил и целовал меня, не обещая, что мы из школы уедем вместе…

И вот наступил такой день, когда дядя вечером не вернулся в школу. После ужина я, по обыкновению, пошла в кухню, чтобы узнать у поварихи, ужинает ли дядя, но повариха показала мне, что дяди нет. Я осталась ждать дядю в кухне, но он все не приходил. Девочки подходили ко мне и показывали, что дяди нет, чтобы я шла в спальню, но я им не верила и не хотела уходить из кухни. Наконец пришла одна старшая девочка и насильно увела меня в спальню. Она показала мне, что дядя оставил у нее гостинцы для меня. И только тогда я как будто поняла, что дядя действительно уехал. А когда девочка дала мне белый хлеб, конфеты и еще что-то, я горько заплакала и никак не хотела есть гостинцы и все раздала девочкам.

Я помню еще такой случай: кто-то из старших девочек показал мне, что в постели нельзя есть хлеб. Это весьма озадачило меня, ибо дома я привыкла к тому, что мне разрешали в постели есть? Но я сразу послушалась девочку, только поняла ее так, что вообще ничего нельзя есть в постели. Спустя некоторое время другая девочка угостила меня конфетой в то время, когда я уже лежала в постели. Я не стала есть конфету и положила ее на тумбочку с тем чтобы съесть ее утром, когда я встану и умоюсь. Очевидно, девочки услышали, что я не грызу конфету, и обратили внимание. Кто-то из них подошел ко мне и показал, чтобы я ела конфету. Я отказывалась, показывала, что лежу в постели, но мне отвечали, что есть конфету можно. Это повергло меня в полное недоумение: почему же хлеб нельзя есть в постели, а конфету можно? Ведь если нельзя — так, ничего нельзя, так по крайней мере я поняла. А у девочек получается иначе: одно нельзя есть в постели, другое можно. Не в состоянии понять эти противоречия девочек, я стала поступать по-своему: я ничего не ела в постели, даже сахар или конфету старалась съесть до того, как лягу в постель, или оставляла на утро.

Удивлялась я и еще кое-чему. Так, например, я уже знала, что одних спальнях помещаются только девочки, в других — только мальчики. А в селе я привыкла видеть всю семью в одной комнате. Семья могла состоять из отца и матери, братьев, сестер, дедушки, бабушки. В школе же девочки с мальчиками встречались только днем в столовой, в библиотеке, в коридорах и в других неизвестных мне по своему назначению комнатах; на ночь они расходились по своим спальням.