Роберт Пейн - Ленин. Жизнь и смерть

Сидя в тишине своего кабинета, в окружении книг, за столом, заваленным документами государственной важности, он вдруг находил повод для гнева: ему не подчинялись; допустили какой-то промах; снова проволочка с выполнением приказа… И тут же разражалась гроза, сверкали молнии, и еще долго потом громыхал гром. Раз как-то к Ленину обратился некто Булатов. Он жаловался на руководителей местных Советов в Новгороде. Спустя несколько дней Ленин узнал, что Булатов арестован. Он счел его арест недопустимым актом злоупотребления властью. Ему было ясно, что Булатов оказался в тюрьме, потому что посмел дойти до самого Председателя Совета Народных Комиссаров. Недолго думая, Ленин посылает телеграмму в Исполнительный комитет Новгородской губернии: «По-видимому, Булатов арестован за жалобу мне. Предупреждаю, что за это председателей губисполкома, Чека и членов исполкома буду арестовывать и добиваться их расстрела. Почему не ответили на мой запрос?

Предсовнаркома Ленин ».

Ленин готов был приговорить к расстрелу всю верхушку Новгородской губернии, а поводом был арест одного человека. В своих воспоминаниях Крупская приводит эту телеграмму. Она считает ее очень характерной для Ленина.

Зачем ему понадобилось посылать такую телеграмму? Скорее всего, Ленин просто намеревался запугать местные власти, вселить в них смертельный страх. А велика ли разница — убить или запугать до смерти, особенно если учесть, что его властью приговор мог быть приведен в исполнение в любой момент.

Среди писем, написанных им в тихом кремлевском кабинете, попадаются такие, в которых каждая строчка буквально вопиет, требуя развязать террор как средство обороны. В то же время это вопль ужаса и отчаяния — так кричит человек, доведенный до предела своих сил. Были моменты, когда его охватывал смертельный ужас. Ему казалось, что рушатся все его мечты. Тогда, в остром приступе одиночества, он метался в тоске, как герой из рассказа Чехова «Палата N!! 6», ожидая неминуемой беды и понимая, что только чудо может его спасти. Когда-то Энгельс сказал, что террор есть не что иное, как диктатура терроризированных собственным страхом людей. Возможно, Ленин не знал об этом высказывании Энгельса. Однако паническое нетерпение, с которым Ленин взывал к террору, говорит о том, что он был в большей степени жертвой, нежели палачом. Самый страшный террор оправдывался формулировкой: «назрел момент». Расстреливали не одного из десяти, чтобы другим было неповадно, а шестерых, семерых, да всех подряд, до полного истребления. Ленин применял террор вполне в духе древних римлян. Один римский император, Галлиен, как-то выкрикнул: «Терзайте, бейте, истребляйте!» Разве не к тому же призывал Ленин, повелев уничтожать людей «немедленно, беспощадно, безоговорочно, любой ценой»?

Ленин — Зиновьеву (июнь, 1918):

«Тов. Зиновьев! Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы (не Вы лично, а питерские цекисты и пекисты) удержали.

Протестую решительно!

Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную.

Это не-воз-мож-но!

Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает .

Привет! Ленин ».

Ленин — Е. Б. Бош [55] Е. Б. Бош — член партии с 1901 г. После Октябрьской революции входила в первое советское правительство Украины. В 1918–1922 гг. находилась на партийной, военной и советской работе в Пензе, Астрахани, Закавказье, Белоруссии и Украине. Выступала против заключения Брестского мира. — Примеч. ред. (август, 1918):

«Получил Вашу телеграмму. Крайне удивлен отсутствием сообщений о ходе и исходе подавления кулацкого восстания пяти волостей. Не хочу думать, что Вы проявили промедление или слабость при подавлении и при образцовой конфискации всего имущества и особенно хлеба у восставших кулаков.

Предсовнаркома Ленин ».

Ленин — Г. Ф. федорову [56] Г. Ф. Федоров — член партии с 1907 г. В 1918 г. — председатель Нижегородского губисполкома, затем Саратовского. — Примеч. ред. (август, 1918):

«В Нижнем, явно, готовится белогвардейское восстание. Надо напрячь все силы, составить тройку диктаторов (Вас, Маркина и др.), навести тотчас массовый террор, расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров и т. п.

Ни минуты промедления…

Надо действовать вовсю: массовые обыски. Расстрелы за хранение оружия. Массовый вывоз меньшевиков и ненадежных…

Ваш Ленин ».

Вот такие послания Ленин без устали метал во все концы России из своего мирного уголка в Кремле. Слово «расстрелять» стало для него таким привычным, что почти потеряло свой смысл. Расстрелять всех или таких-то — было для него все равно, что отдать распоряжение перебить мух. Сам он до ужаса боялся смерти, процесса тления, причем настолько, что не велел ставить цветы в своем кабинете — не хотел видеть их увядания. Но смерть абстрактная, где-то далеко, на другом конце телеграфных проводов могла его даже порадовать. Он так лихо выводил: «расстрелять и выслать», не задумываясь над тем, что получалась бессмыслица: кого выслать? Расстрелянных? Но главное, что вызывает у нас особое омерзение, когда мы читаем его смертоносные телеграммы, — это их хамский тон.

Любые войны и революции чреваты излишней жестокостью, пролитием невинной крови; их оправдывают необходимостью. Ленин не нуждался в оправданиях. Он считал массовый террор единственным действенным средством борьбы, а потому наиболее подходящим. Казни одиночек не воодушевляли его. И лишь когда красный террор достигал апогея, становился стихией масс — вот тогда ликовала его душа. Его пульс ощущается в каждой строчке приказов, выдавая его азарт, нетерпение и его жестокость. Маркс славил Парижскую Коммуну, снимая с нее вину за пролитую кровь: всякая революция есть насилие. Ленин восславил насилие. Оно было для него лекарством, без которого невозможно двигаться дальше; а может, бичом, который подхлестывал его самого; или оно было для него чем-то вроде кровопускания, дававшего выход его неукротимому темпераменту.

В разные периоды жизни Ленину доводилось писать о терроре. Он отвергал террор, называл его «неправильным путем», — но то было на словах. На деле же он всегда приветствовал террор. «В принципе мы никогда не отказывались от террора, и не можем от него отказаться», — писал он в газете «Искра» в 1901 году, и затем добавлял: «Это боевой прием, без которого невозможно обойтись на определенном этапе борьбы». Но эти «определенные этапы» все удлинялись и стало очевидным, что Ленин стремится установить вечное царство террора, без времени и границ. Так рождалась новая теория государства. Террор объявлялся главным инструментом государственной власти. К своему собственному удивлению, Ленин обнаружил, что террор является настолько надежной защитой власти, что никаких других защитных средств ей не требуется.